оставленное японской армией.

— Значит, что бы они тут ни скрывали — оно прямо здесь.

— Звучит логично, — ответил Хуан, — и, раз уж они пусти­лись вслед за нами, бьюсь об заклад, что там мы найдем и выход отсюда.

— Так чего же мы ждем?

Свои запасы воды они истратили на изготовление химиче­ской ловушки, и теперь от изнурительной работы язык Хуана превратился в распухший липкий кусок мяса, будто какая-то чешуйчатая рептилия свернулась калачиком и решила передохнуть у него во рту. Пальцы стерлись и начали кровоточить от острых зазубрин на камнях, а мышцы сводило судорогой, ведь работать приходилось в крайне неудобном положении. Линк же трудился без устали, как неутомимая машина. Казалось, его ничто не могло остановить, но Хуан знал, что даже его колоссальные запасы энергии имеют предел.

Мало-помалу они копали лаз, продвигаясь с осторожностью, проверяя потолок, чтобы убедиться, что тот не обрушится на них. Каждые полчаса они сменяли друг друга. Сначала Хуан штурмовал завал, передавая камни Линку, а затем тот вставал на его место, вытаскивая глыбы и отдавая их Хуану. Из-за широкоплечести Франклина проход приходилось делать в два раза больше, чем потребовалось бы Кабрильо.

Вот Хуан снова занял позицию у завала, дотянувшись до осо­бо увесистого булыжника, и, несмотря на все усилия, ему никак не удавалось его сдвинуть. Похоже, застрял намертво. Отбросив несколько небольших камешков, чтобы освободить булыжник, он предпринял еще одну попытку убрать его с дороги. Тот даже не шелохнулся.

Потолок над ним был усеян извилистыми трещинами и ще­лями; он был так же неустойчив, как и во взорванном гранатой коридоре. Шахтеры называют это виноградной лозой, и Хуан осознавал, что одно неловкое движение — и свод рухнет. Он никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас ощутил сковы­ вающую его тело панику.

—В чем дело? — тяжело дыша, спросил Линкольн.

Хуан еле ворочал языком, и ответ стоил ему усилий:

—Не могу сдвинуть эту глыбу.

—Дай-ка я.

Они с трудом поменялись местами, Линк лег ногами к зава­лу. Упершись ботинками в булыжник, а спиной — в вытянутые ноги Кабрильо, он принялся толкать камень. В спортзале жи­мом ногами он поднимал до четырехсот пятидесяти килограм­мов. Камень весил вполовину меньше, но застрял он прочно, а у Линка тем временем начали проявляться первые признаки обезвоживания. Кабрильо чувствовал, что Линкольн напрягает каждый мускул и его мышцы натянуты, как струны. Он зарычал от натуги, и глыба все же выпала из своего гнезда, как гнилой зуб.

—Да, вот так-то! — ликовал Франклин.

—Молодчина, здоровяк.

Линк смог протиснуться дальше, и Хуан последовал за ним, заметив, что высота прохода увеличивается. Они преодолели пик завала и теперь спускались с другой стороны. Вскоре они с Линком уже могли передвигаться на четвереньках, а затем и вовсе свободно встали на ноги.

Они решили отдохнуть несколько минут, выключив фона­рик ради экономии батареи.

—Чуешь?

—Если ты о большущей кружке ледяного пивка, то у нас с тобой одна галлюцинация на двоих.

—Да нет же, морская вода, — вставая на ноги и включая фо­нарик, пояснил Кабрильо.

Пройдя еще сотню метров по тоннелю, они оказались в мор­ской пещере. Грот был не меньше пятнадцати метров в высоту и раза в четыре больше в ширину. С одной стороны подзем­ной пещеры японцы соорудили бетонную дамбу. На ней Хуан и Линк заметили систему узких железных рельсов для переме­щения крана, использовавшегося когда-то для разгрузки судов.

— Они сюда корабли заводили? — с сомнением сказал Линк.

— Не думаю. Мы причалили на пароходе в высшей точке прилива. То было семь часов назад, значит, сейчас отлив. — Ка­брильо посветил на причал. Его стенки были сплошь покры­ты мидиями, что означало, что высокая вода почти полностью затапливала пещеру. — Думаю, они снабжали базу с помощью подлодок.

Вырубив свет, они стали вглядываться в темные воды в по­исках хотя бы малейшего лучика солнечного света, что мог бы пробиться так далеко в пещеру. Напротив пирса было пятно, светившееся столь слабо, что вода казалась не голубой, а темно-серой.

— Что скажешь? — спросил Хуан, включая обратно свет.

— Солнце сейчас в зените. Раз здесь так темно, то тоннель, должно быть, протянулся на полкилометра, не меньше.

Он не стал добавлять, что такую дистанцию на одном ды­хании никакому человеку при всем желании не проплыть. Они оба и так это знали.

— Ладно, давай-ка осмотримся, может, найдем что-то, что нам пригодится.

В основном гроте была только одна боковая пещера. В ней они обнаружили ручеек питьевой воды, струившийся из кро­шечной расщелины в стене у самого потолка. Вода успела вы­мыть небольшое углубление в полу, откуда устремлялась даль­ше в океан.

— Это, конечно, не холодное пиво, — заметил Линк, скла­дывая руки чашечкой, — но в жизни не пробовал ничего более освежающего.

Обводя пещеру лучом света, Хуан жестом дал понять Лин­ку, чтоб тот пил, сколько влезет. К стене было прислонено несколько диковинных каменных дощечек. Стоило ему начать изучать артефакты, как мысли о жажде разом испарились. Они были больше метра в высоту и полметра в ширину, изготов­лены из обожженной глины в пару сантиметров толщиной. Но его привлекли вовсе не сами таблички. Его привели в вос­торг письмена. Знаки были выдавлены деревянной палочкой или заостренным тростником, пока глина была еще мягкая, и, несмотря на их очевидную древность, время и окружающая среда не оказали на них пагубного воздействия, будто бы с са­мого создания они хранились в музее с регулируемой темпе­ ратурой.

Тут он заметил провода. Они змеились от одной таблички к другой. Хуан посветил в зазор между дощечками и стеной. Сзади ко всем четырем древним табличкам были прикрепле­ны блоки пластиковой взрывчатки, соединенные между собой. Провод вел к основной пещере. Хуан понял, что заряды должны были взорваться, когда рухнет потолок, но, видно, где-то цепь разомкнулась, и сигнал так и не достиг этой комнаты. Судя по количеству взрывчатки, респонсивисты хотели стереть та­блички в порошок.

— Что ты там нашел? — окликнул его Линк. Он смыл грязь с лица, и ручейки воды оставляли чистые следы на его запач­канной пылью шее.

— Таблички с клинописью и кучу взрывчатки.

Линк внимательно изучил находку и пожал плечами. Уж они-то знали, что их лучше не трогать. Раз уж заряды не взор­вались в установленное время, так зачем давать им повод делать это сейчас?

— Как-как ты сказал?

— Клинопись. Вероятно, древнейшая письменность на Зем­ле. Ее придумали шумеры пять тысяч лет назад.

— И какого черта они здесь делают?

— Если б я только знал, — задумчиво пробормотал Кабри­льо, доставая фотоаппарат, чтобы сделать снимки. — Насколько мне известно, поздняя клинопись выглядит более абстрактной, вроде кучки клиньев и треугольников. А это больше смахивает на пиктограммы.

— И что?

— А то, что эти таблички, скорее всего, относятся к периоду зарождения языка. — Хуан просмотрел сделанные фотографии и решил переснять парочку, чтобы получить более четкую кар­тинку. — Возможно, им пять с половиной тысяч лет или даже больше, а они в превосходном состоянии. Большинство таких табличек приходится собирать из черепков размером с почто­вую марку.

— Ладно, слушай, это, конечно, круто и все такое, но вряд ли нам сейчас поможет. Иди-ка попей воды, а я пока осмотрюсь.

Кабрильо дегустировал вина стоимостью в тысячи долларов, но ничто не могло сравниться с первым