Гобелен, прикрывавший дверь, опустился за спиной Майерши, и присутствующие барды склонились вперед, чтобы возобновить разговор, который они прервали, пока хозяйка наливала им вино. Один из них, с пышными бакенбардами янтарного цвета, засунул в рот длинный, тонкий мундштук глиняной трубки, глубоко затянулся и произнес:

— Как бы то ни было, но я совершенно уверен: какой бы смертью они ни умерли, к этому приложил руку Серебряное Древо. Он люто ненавидит всех бардов.

— И вообще всех, кто не целует ему перчатку, — с горечью заметил молодой, но уже сильно поседевший бард. — Мне однажды пришлось бежать от его латников. Он приказал им отхлестать меня, чтобы, как он сказал, у меня появилась настоящая причина для воплей и я больше не шумел просто от нечего делать!

Послышались возгласы гнева и отвращения. И несколько звуков, больше всего похожих на сдавленные смешки. Флаерос сидел молча, совершенно неподвижно, и все еще не осмеливался поверить в то, что он допущен в эту укромную комнату как один из бардов, и ему дозволено сидеть здесь вместе с полудюжиной ветеранов-менестрелей. За стенами, обшитыми деревянными панелями, кипела жизнь — «Горгулья» в этот вечер была переполнена, — но здесь, рядом с угасающим камином, люди, творившие музыку на всех необъятных просторах Дарсара, мрачно обсуждали печальную участь своих погибших собратьев.

— Хелгрим научил меня играть на волынке, — вдруг произнес один из них, — и представил меня старой Тешаэре.

— Клянусь Владычицей, она умела плести струны! — вздохнул другой бард. — Но настало ее время уходить к праотцам. Что ж, это удел всех живущих.

Послышался печальный ропот общего согласия, головы закивали, а потом кто-то сказал:

— Интересно, что теперь будет со всеми арфами Делвина?

— Думаю, что все они уже пошли на растопку для очага. Его хозяйку страшно бесило, что его комната стояла пустая, пока он странствовал. Я слышал, что она всякий раз, когда он уезжал, заходила туда и ломала одну из арф, просто так, из одной только злобы.

— Но ведь ему, похоже, так и не удалось найти заколдованный инструмент, ведь правда? — Все головы обратились к задавшему этот вопрос, и говоривший добавил чуть ли не с восторгом, понизив голос, как человек, сообщающий важную для всех тайну: — Всю жизнь он больше всего на свете желал найти волшебную арфу.

— Такие вещи не каждый день попадают на рынок, — с кислой миной проговорил бард, курящий трубку. — Лучше бы ему вообще не знать о существовании волшебства.

— Если учесть, что он был убит колдовством, это еще слишком мягко сказано, — согласился другой бард, — но кто из нас может честно сказать, что не знает о существовании волшебства? Только простаки и сумасшедшие, а ни те ни другие не могут творить хорошую музыку.

— Это верно, — хмыкнул один из старших бардов. — Я слышал, как ты поешь.

Послышались смешки, кто-то громко свистнул, кто-то сделал непристойный жест, и вдруг среди этого веселого шума кто-то спросил:

— А как же все-таки они погибли?

— Их растерзало что-то вроде дракона, но величиной с лошадь, — сообщил бард, до сих пор хранивший молчание. — Какая-то тварь, созданная для убийства магией Темной тройки.

— Но как же они умудряются делать такие вещи? — как бы со стороны услышал Флаерос свой голос. — Неужели волшебники от самого рождения знают, как создавать ветер и пробуждать силы растущих тварей или…

Все головы повернулись к нему, и Флаерос вдруг снова почувствовал себя посторонним. Он сидел, пытаясь сохранить беззаботный вид, но ощущал, как внутри у него что-то съеживалось и умирало. Наступило недолгое молчание, которое нарушил чей-то недовольный голос:

— Интересно, чему теперь учат молодых бардов? С какого конца дуть в охотничий рожок?

— Полегче, полегче, — вмешался старший, — Мы все учились понемногу, так почему бы ему не узнать что-то новое от нас? Слушай, парень: маги творят колдовство, забирая силы из различных вещей. Иногда, если настолько хотят навредить кому-то, что для этого не жалеют собственной жизни, то из себя самих. Но чаще — из врагов, или рабов, или животных, а иногда из вещей, в которые так или иначе уже заложена магия.

— Но все это далеко не столь действенно и безотказно, как пытаются убедить нас знаменитые маги, — вставил другой голос, — Можешь не сомневаться, барон Серебряное Древо не пообещал бы сотню фургонов золота, если бы мог найти свою дочь при помощи волшебства.

— Но все же ему служат трое из самых могущественных колдунов Аглирты, которые могут проследить за всем этим, — уныло заметил старший из бардов, — Волшебство лучше всего действует там, где можно обойтись обманом и хитростью. Интересно, почему бы?

— Нет, вы только послушайте: он говорит о колдовстве и хочет получить ответы. Вот кто у нас и простак, и дурак!

— Хватит, — громко заявил бард, продолжавший попыхивать трубкой, — В общем, Владычица Самоцветов позволила себя похитить — говорят, что она давно готовила это и наняла банду воинов-убийц, чтобы те ворвались на остров и захватили ее! — и все мы, здесь присутствующие, были бы рады получить обещанное богатство, чтобы навсегда избавиться от необходимости шляться по стране и петь за деньги.

— Действительно, барон обещает сотню фургонов золота тому, кто сумеет в целости и сохранности вернуть госпожу Эмбру на остров Серебряное Древо, — вполголоса пробормотал кто-то. — Интересно, сколько она сама согласна заплатить за то, чтобы скрыться от него?

— А мне интересно, многие ли из живущих вверх и вниз по реке настолько глупы, чтобы попытаться поймать ее, потребовать награду, да еще и верить, что барон позволит им прожить столько, чтобы они успели потратить хоть пару горстей золота!

Снова закивали головы, печальный голос воскликнул: «Вот именно!». Но тут кто-то указал рукой вверх:

— Светает!

Флаерос до сих пор не замечал, что в потолок вделано окно. Высоко за стеклом первые розовые пальцы рассвета прикоснулись к умирающим ночным облакам. Барды надолго умолкли, глядя, как зарево становится все ярче; в комнату бесшумно проскользнула Майерша с большим подносом, плотно уставленным стаканами и бутылками. Когда же она снова вышла, сразу возобновился оживленный разговор.

— Может быть, волшебница и готовила заговор, — уныло сказал один из бардов, — но я очень сомневаюсь, что госпожа Серебряное Древо устроила свое собственное похищение. Если отец поймает ее, то самое меньшее, что ее ожидает, это страшные пытки!

— Ты думаешь, что за этим стоит кто-то из противников барона? — спросил курильщик. — И все это устроено, чтобы отвлечь Серебряное Древо от намерения пройти по всей Аглирте с мечом и в конце концов завладеть ею?

Старший из бардов пожал плечами и повернулся к Флаеросу.

— Ты что-то давно молчишь, юноша. Складываешь балладу?

Флаерос вздрогнул, но спокойно ответил:

— Я думал о том, что госпожа Серебряное Древо может быть в плену, и о том, где она сейчас может находиться: несомненно, одна, неспособная защитить себя от тех ужасов и оскорблений, на которые так