то знаю, что ей этого страшно не хочется. Я услышал твое имя и подумал: если у Лины О'Тара вдруг объявится юная родственница, которая поселится с нею и станет за ней приглядывать, радости старушки не будет конца.

— Ой, как хорошо! — сказала Аннушка.

— Здоровско! — закричала Юлька.

— Класс! — сказала Дара. — Если только тетя Лина не испугается, что я бывшая келпинка. Она ведь знает, что ее старшие сестры учились в Келпи.

— А я за тебя поручусь, — пообещал Андрюша. — Мы с твоей тетей большие друзья.

— Так оно и есть, — подтвердил отец Василий. — У них общие литературные интересы — оба любят сказки.

— А лимерики тетя Лина любит?

— Не знаю. Ты сама ее сегодня спросишь.

— Как хорошо все устраивается, Дара! — воскликнула Аннушка.

— Похоже, что так, — сказала Дара и впервые в этот день улыбнулась.В Дублине матушка встретила их распростертыми объятиями, борщом и пирогом с капустой.

— Мы с девочками молились вчера и сегодня почти без перерыва, так что не браните нас, если обед получился не очень вкусный! — сказала она, подавая на стол.

Обед был даже очень вкусный — после таких-то приключений! Только вот Даре пришлось пирог есть не вместе со всеми, а забрать его «сухим пайком»: как только отец Василий позвонил госпоже Лине О'Тара и объявил ей, что ее племяннице Даре негде жить после побега из колдовской школы, она тут же приехала за нею на такси. Тетя Лина с порога бросилась к Даре с поцелуями, мгновенно вычислив ее среди всех сидевших за столом детей — по рыжим космам, надо полагать. Сама она была маленькая, сухонькая и почти совсем седая, рыжей была одна прядь на лбу. Зато веснушек было еще больше, чем у Дары.

— Мы не будем задерживаться у вас, батюшка, — сказала она решительно. — Дара устала, ей надо срочно ехать домой!

И Дару с легким сердцем отпустили.

Все легли рано, сразу после общей молитвы. Девочек уложили в комнате Андрюши — для такого случая он перебрался на раскладушку в кабинет о. Василия. Но бабушка, которой постелили в гостиной на диване, еще побыла с девочками, пошепталась с ними перед сном. После всех приключений сестры никак не могли уснуть, и тогда бабушка сказала:

— Я спою вам колыбельную, которую пела ваша мама, когда вы жили вместе и спали в одной кроватке.

И она запела:

Как слетались Ангелы, словно гуленьки, к нашей дочке Аннушке, к дочке Юленьке!

Как играли Ангелы с ними в ладушки, баю-баю-баюшки, в переглядушки

— Ты помнишь эту колыбельную, брат? — спросил Хранитель Иоанн.

— Конечно, помню! Но вот уж не думал, что когда-нибудь снова услышу ее…

Когда бабушка, подоткнув внучкам одеяло и перекрестив их на ночь, вышла из комнаты, Юлька спросила:

— Ань, тебе мама пела эту колыбельную?

— Нет, конечно! Как она могла мне ее петь, ведь я у нее была одна, а это колыбельная для двоих! Спи, Юленька…

И сестры уснули, обнявшись.

Ангелы стояли над ними и тихонько играли в ладушки, потому что на сердце у них было так легко и спокойно, да и делать им пока что было нечего — Ангелы ведь не спят.

Вот так закончился побег сестер Мишиных и Дары О'Тара из сида Келпи.

Так, полной победой Ангелов Света, завершилась Келпинская битва и бесславно закончила свое существование колдовская школа Келпи.

Ну что ж, осталось досказать немногое. В Санкт-Петербурге девочек и бабушку встречал сам Дмитрий Сергеевич Мишин.

Это Ангел Димитриус нашептал ему, что дома неблагополучно, надо бы прервать деловую поездку и немедленно вернуться в Санкт-Петербург.

В последнее время Мишин все больше прислушивался к тихим речам своего Ангела Хранителя — послушался и на этот раз. Узнав от девочек и бабушки правду о школе Келпи, Мишин собирался потребовать объяснений от Жанны, но когда подошел к ее комнате, то нашел ее запертой. Запасной ключ нашелся у Акопа Спартаковича. Комнату открыли и на столе нашли записку: «Дорогой Мишин! Я улетаю на Филиппины лечиться от своей головной боли. Жанна». Сестры надеялись, что Жанна с этих самых Филиппин не вернется, а что думал сам Мишин, об этом мы гадать не станем.

— А скучно в доме без Жанны и Жана! — говорил домовой Михрютка бесам-минотаврам, сидя у них в комнате охранников за картишками.

— Ну-у, — туповато соглашались с Михрюткой минотарвы.

Уехала и бабушка в Псков — доживать до весны в своем привычном и уютном доме, уже проданном соседу. Она так устала, завершив свою первую в жизни заграничную поездку и свое, как она думала, последнее важное дело на земле, что без уговоров согласилась оставить Аннушку в Петербурге. Как ни