отчасти была готова с ним согласиться.

Вспоминая то время, я и сама каждый раз удивляюсь обилию драматических событий, в которых мы тогда принимали непосредственное участие. Время текло невероятно быстро, но в этом течении не чувствовалось спешки. Люди, с которыми мы тогда познакомились, места, в которых побывали, – все это было не случайно, как я сейчас понимаю. Наверное, этот период можно считать одним из поворотных моментов в моей жизни. Этакая запоздавшая (в моем случае, а для моего брата явно поторопившаяся наступить) юность.

– Но я и правда так считаю. Каждый день что-то происходило. Время было таким плотным, – сказал брат извиняющимся тоном.

– Ну хорошо, а что теперь? Как жизнь молодая?

Ёшио уже закончил начальную школу и теперь учился в средней. Еще в седьмом классе[41] – и это стало для всех нас полной неожиданностью – он вдруг увлекся бейсболом. Довольно скоро его взяли в школьную команду, и теперь большая часть энергии, по-видимому, уходила на занятия в секции. Так что его суперспособности потихоньку ослабевали. Впрочем, это могло быть связано и с его физическим развитием или еще с чем-нибудь, например, с половым созреванием.

Врат здорово вырос. Благодаря бейсболу и легкой атлетике мышцы его налились силой, и теперь его вполне можно было сфотографировать для обложки журнала «Здоровье». Такой славный парень, у которого все в полном порядке. Мне даже смешно, когда я думаю о том, как просто на самом деле устроены человеческие тела. Другое дело – душа. Если она вдруг начинает жить отдельно от тела, метаться, искать чего – то, то для человека наступают нелегкие времена. Вдруг обнаруживается зазор между нашей плотью и нашим духом. Зазор этот растет, превращаясь в пропасть, наполненную вечной темнотой, страшнее и прекраснее которой нет ничего на свете. И даже если человеку удастся познать эту темноту, это вовсе не значит, что он станет от этого счастливее. Но с другой стороны, несчастнее он точно не станет… Это я знаю наверняка.

– Что теперь? Я стал гораздо меньше думать, – сказал Ёшио. – Раньше я очень много думал. В моей голове все время вертелись какие-то мысли. Это было, похоже, бред. Честное слово! Мне иногда даже казалось, что у меня температура.

«Все мы были тогда, как в бреду», – подумала я.

Мы пытались защитить друг друга, уберечь от каких-то призрачных бед, создавая себе вполне реальные проблемы. Мы метались, как загнанные звери, совершали безрассудные поступки, но вместе с тем это было прекрасное, полное чудесных откровений время.

Мы были как молодые, раскрасневшиеся одновременно от тепла и холода, весельчаки, которые прохладной ночью выпивают и закусывают у костра, а потом долго бренчат на гитаре, смеются и разговаривают по душам…

Столько шума и неурядиц. Встреч и расставаний – когда один идет налево, а другой поворачивает направо. И когда в конце безнадежно темного тоннеля вдруг забрезжил свет – это стало для нас спасением.

Некоторое время назад я уволилась из булочной. Но с хозяином-французом у нас остались очень теплые отношения. Несколько раз в месяц я ездила помогать ему в булочной, изредка покупала у него булки и даже удостоилась приглашения на его семейную виллу в Ницце, которое с удовольствием приняла.

В Ницце мне очень понравилось. Милый французский городок на побережье – самая настоящая европейская провинция у самого настоящего европейского моря, которое раньше я видела только в фильмах. Чистый воздух. Чистые улочки. Чарующая динамика неба и городских красок. Городок был наводнен собаками самых разнообразных пород, которые свободно бродили по улицам, впрочем, нисколько не мешая романтическим прогулкам многочисленных отдыхающих солидного пенсионного возраста. Но больше всего меня поразил музей Матисса, где, кроме меня, не было ни одного человека.

Я ходила по пустым залам и любовалась буйством красок знаменитого мэтра. Его картины, осколки его души, навсегда сохранятся в моем сердце, где бы я ни была. По крайней мере, мне хочется так думать.

Мое возвращение из Ниццы совпало с возвращением хозяина «Берриз» с Ямайки. Он вернулся в Токио с безумной идеей открыть рэгги-бар, в котором не будет никакой музыки, кроме рэгги. Очень может быть, что через каких-нибудь два-три года хозяину снова попадет вожжа под хвост и он снова резко изменит свои пристрастия и привычки, но я стараюсь об этом не думать.

Хозяин позвонил мне сразу, как вернулся из теплых краев, и пригласил работать с ним на новом месте. В результате я оказалась в курсе всех подробностей, касающихся нового заведения – от меню до оформления уборных. Ну о музыке рэгги я даже не говорю. Хотя особой любви к ней я никогда не питала, но очень скоро научилась в ней разбираться почти на профессиональном уровне.

Я втайне гордилась своими успехами в этой области, но, откровенно говоря, некоторые молодые клиенты – псевдорастаманы страшно меня раздражали своими ужимками и бессмысленными разговорами. Кроме того, мне не очень нравилась эксклюзивная ямайская кухня, на которой теперь специализировался мой полусумасшедший хозяин. Все было очень острым и, на мой вкус, немного не соответствовало японским сезонам. В общем, я довольно быстро от всего этого утомилась и даже начала подумывать о том, чтобы снова сменить место работы.

Но каждый раз, когда я почти уже принимала твердое решение уволиться, происходило что-нибудь эдакое, и в результате я оставалась работать в баре. Например, во время одного из таких приступов отчаяния я, разозленная и уставшая, ехала с работы на такси. Таксист был самым обычным японским таксистом – мужчина предпенсионного возраста, серые форменные брюки, белая рубашка, гладковыбритый подбородок. Но как только выяснилось, что я работаю в рэгги-баре, он пришел в возбуждение и заявил, что страшно гордится тем, что – между прочим! – именно в его такси как-то раз ехал один из музыкантов группы «Aswad».

– Вы что, знаете группу «Aswad»? – я искренне удивилась, потому что водитель ну никак не походил на фаната этой рэгги-группы.

– Ну конечно! Это отличная группа! Они приезжали сюда на фестиваль рэгги «Джапансплэш», и, кажется, у них был сейшн с Джанет Кэй.

Судя по всему, таксист был большим поклонником рэгги. Я все еще не могла поверить собственным глазам и ушам, а он уже начал признаваться в вечной любви к Бобу Марли и даже пытался напевать что-то из его песен. К тому моменту, как мы доехали до моего дома, я напрочь забыла о том, что еще полчаса назад собиралась увольняться с работы.

Я до сих пор думаю, что этот водитель на самом деле был ангелом, посланным мне с небес Богиней