Все было полно боли. Окна окрестных зданий. Смех людей вокруг. Свет от фонарей… Ужас и уныние…

– Можно перед тем, как мы попрощаемся, я задам вам один вопрос? – спросила я.

Он кивнул.

– Почему эта песня, которую вы прислали, напомнила вам обо мне?

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Боюсь, мне трудно будет ответить на этот вопрос. Но во время нашего сегодняшнего разговора я следил за тобой и кое-что о тебе понял. Если хочешь, могу рассказать, что именно.

– Конечно, расскажите, – бесстрашно ответила я.

– В той песне, которую я тебе послал, была строчка про Полуночную Золушку. Когда твой брат рассказывал мне о тебе, я вдруг вспомнил эту строчку. И сразу же у меня в голове появился образ, который я хранил до сегодняшнего дня, пока мне не представилась возможность сверить его с оригиналом. И выяснилось, что я не ошибся. Ты очень одинока. Ты изголодалась по общению, но тебе никто не в силах помочь. Даже ты сама. До того, как ты упала и потеряла память, в твоей жизни были другие – не менее болезненные и мучительные – потери. Ты потеряла очень дорогих людей, и, по-видимому, в списке мертвых ты была следующей. Это у всех у вас в крови.

Я вспомнила слова Сасэко о том, что я жива только наполовину.

Месмер продолжал:

– Но оказалось, что где-то внутри тебя был заложен «план альфа», который и обеспечил тебе выживание. И пока этот план работает, ты будешь жить. Но я не ясновидящий и не гадалка – я не умею предсказывать будущее. Поэтому не жди от меня советов. Я просто говорю о том, что чувствую, когда нахожусь рядом с тобой. После контузии ты получила в подарок новую жизнь – чистый лист, tabula rasa. Это было незапланированное событие. И никто не мог бы сказать, как все будет развиваться дальше. Да ты и сама это знаешь.

Ты так много сил потратила на то, чтобы не чувствовать себя одинокой… Но все напрасно. Ты совсем одна. И даже твой парень – замечательный человек, который понимает тебя и в какой-то мере чувствует твое одиночество, – не может тебе помочь. В такой ситуации немудрено отчаяться. Но ты держишься изо всех сил. Не хочешь стать следующей жертвой… Ведь ты уже умирала. Умирала, но не умерла. И то, что было в прошлой жизни, приобрело теперь новые формы. – Месмер ненадолго замолчал, вглядываясь в меня. Потом заговорил снова: – Может, все дело в твоей маме? Может быть, она передала тебе и твоему брату какой-то загадочный ген? Я уверен, в твоей жизни были такие моменты, когда ты просыпалась почти каждую ночь лишь для того, чтобы спросить себя: «Кто я? Что я здесь делаю?» Так вот, ответы на эти вопросы на редкость просты. Ты – это ты. И ты живешь. Но человеческая жизнь – вещь хрупкая. Она может сломаться в любой момент. Люди рождаются и умирают, все это происходит на твоих глазах, пока ты стоишь и смотришь. А что тут можно сделать? Мы потому и живем, что бессильны что-либо изменить. И после смерти мы тоже ничего не сможем. Но в твоей голове так много неразберихи и противоречий – будто специально для того, чтобы, занятая ими, ты не замечала собственного бессилия…

– Вы уверены, что это про меня? – спросила я.

– Это про всех одиноких людей. Потому что, если ты думаешь, что ты не такой, как все, это всего- навсего означает, что ты нуждаешься в общении с другими. Хочешь показать себя, покрасоваться перед ними… – Пока он говорил, передо мной на мгновение промелькнул образ Маю – … даже если такой образ жизни тебе неприятен до глубины души. Но то, что держит тебя на плаву, – это вовсе не сила твоего желания. Нет – нет. Это что-то другое. Что-то прекрасное. Оно таится глубоко – глубоко на дне твоей души. Это как первый смех ребенка. Как человек, берущий на себя тяжелую ношу другого. Как вкус и аромат хлеба, когда казалось, что ты вот-вот умрешь от голода… У твоего прадедушки этого было с избытком, и оно передалось по наследству и тебе, и твоему брату. Только сестра осталась обделенной этой…

– Этой «формулой жизни», – я улыбнулась, хотя мне было совсем невесело.

– У тебя замечательная улыбка. Она лучится надеждой, – серьезно сказал Месмер.

Невыносимое, невыносимое одиночество. Та «я», которую разглядел во мне этот человек, с которым я делю свой вечер.

Тусклые звезды на небе. Вездесущий ветер. Дома, столпившиеся вокруг нас. Железные столики и железные стулья, холодящие кожу. Официанты, чуть не падающие с ног, которые все носят и носят огромные пивные кружки от стойки к столам. Если взглянуть на это глазами моего собеседника, все покажется совсем другим.

Иногда понять что-то – значит, обречь себя на страдания.

Все то, что я изо всех сил старалась не впускать к себе в сердце (хотя он был прав далеко не во всем), разворачивалось перед прозрачными глазами Месмера как пейзаж, пролетающий за окном электрички.

Мне не нравится жалеть людей, но в этот раз меня обвели вокруг пальца. Я стала жертвой собственной жалости. Обманутая этим вечером. Обманутая этой полужизнью. Совсем как мой брат. Совсем как Лапша.

Это невыносимо, но спасения нет. Все слишком ясно. Никому не избежать предназначенной ему участи.

Я улыбнулась Месмеру на прощанье, и каждый из нас пошел своей дорогой. Никогда я еще не чувствовала себя так паршиво, направляясь к Рюичиро.

– Добро пожаловать домой, – он встретил меня широкой улыбкой. – Тебя все не было и не было, так что мне пришлось немного побаловаться с камерой. Вот, смотри, – он протянул мне снимок.

На фотографии был он сам, одетый в мое белое платье. Мужчина в платье, но без косметики – это выглядело довольно странно.

– Что это на тебя нашло?! – удивленно спросила я.

– Ну, я просто вернулся домой и увидел в шкафу твое платье. Я подумал, что это будет мило, если я устрою тебе маленький сюрприз и встречу тебя в таком вот костюме. Поэтому я оделся и принялся тебя ждать. Но ты все не шла и не шла… Короче, через час, чтобы не чувствовать себя полным идиотом, я