— Вас сопроводить? — вольнонаемный встал с ящика и повесил на плечо карабин.

— Не стоит, отдыхай. Я просто пройдусь по степи, прогуляюсь. Устал сидеть под маскировочной сетью. Обо мне не беспокойтесь.

Ихара сунул руку в карман, нащупал рифленую ручку револьвера, снял его с предохранителя, после чего почувствовал себя более уверенно. Он не спеша шел по степи, вслушиваясь в завывание ветра. Снег уже почти целиком сошел, и по степи перекатывались освободившиеся от ледяного плена шары перекати- поле. Полоска тростников солончакового озера медленно приближалась.

Начальник отдела стоял перед стеной зарослей и терпеливо дожидался. Стебли качнулись, и на открытое пространство вышел тот из беглецов, кого Ихара завербовал.

— Наконец-то, — произнес Ихара. — Докладывай, как у вас обстоят дела?

Часовой у грузовой машины всматривался в темноту, из которой доносился хруст мелких камешков. Когда вблизи замаячил силуэт человека, он негромко произнес:

— Стой, кто идет?

— Это я, — ответил Ихара.

Он зашел под навес из маскировочной сетки, устало опустился на раскладной походный стул.

— Где радист?

— Спит, господин Ихара.

— Разбуди его.

Заспанный радист сидел у рации и вызывал базу. Наконец связь с Харбином была установлена. На другом конце линии послышался бодрый голос Сиро Иссии.

— Слушаю тебя!

Ихара говорил вполголоса. В притихшей ночной степи любой посторонний звук слышен за километры.

— Наш информатор вышел на связь. Я только что говорил с ним. Беглецы прячутся в тростнике на солончаковом озере. Построили себе надежное укрытие, которое вам не удалось обнаружить даже с воздуха. Проблему чистой пресной воды они решили.

— Каким образом? — тут же поинтересовался изобретатель армейских водяных фильтров.

— Едят снег, снимая с него наст. На озере возле кочек снежный покров еще сохранился.

— Как борются с холодом?

— Используют сухие листья тростника, набивают его под одежду, подстилают на землю, зарываются в него. Такая набивка очень хорошо сохраняет тепло.

— Что они едят?

— Ловят озерных лягушек, они там водятся в изобилии. В пищу используют исключительно задние лапки. Таким образом, получают необходимые для существования калории. На голод никто не жалуется, разве что переживают из-за отсутствия хлеба.

— Это уже дело вкуса, — вздохнул генерал-лейтенант. — Лягушек едят сырыми? Не боятся заражения?

— Они быстро добыли огонь. Пригодились скаутские навыки американского летчика. Из подручных средств он соорудил приспособление, при помощи которого огонь можно добыть в течение минуты. Я приложу к отчету чертеж приспособления.

— Интересно. Американец соорудил его голыми руками?

— Нет, при этом использовали самодельный нож.

— Откуда он взялся?

— Его смастерил еще в корпусе «ро» русский. Прятал в двойном шве рубашки. Лезвие изготовил, вытащив стальной супинатор из подошвы ботинка, заострил его о бетонный выступ в камере.

— Отлично, завтра я отдам приказ проверить все камеры в корпусе «ро». Мы изымем обувь у «бревен», выдадим им деревянные сандалии. Как долго они могут продержаться на озере, каков у них ресурс выживания?

— По моим прикидкам, жить на озере они могут до зимы. Природные ресурсы это позволяют. Будут небольшие проблемы с пресной водой, но можно пить и солончаковую воду, концентрация соли после полного схода снега уменьшится. Если догадаются сделать запасы продовольствия, засолив и высушив лягушачьи лапки, а они до этого быстро додумаются, то могут и перезимовать.

Генерал немного помолчал, сопел в микрофон, затем хмыкнул.

— Вот как оно получается. Они живут практически как на курорте, на полном обеспечении. Следят за гигиеной. И могут продержаться там долгое время. Похоже, что на солончаковом озере мы заставили их полностью раскрыться. Они продемонстрировали отличное умение жить в экстремальных условиях, адаптировались к ним. Большего здесь мы от них не получим. Я принимаю решение «спустить на них молодого тигра». Пусть проявят себя в новых испытаниях.

— Вы уже выбрали способ? — осведомился Ихара.

— Мы поступим следующим образом… — и генерал коротко изложил свой план.

Ихара выслушал своего начальника и полностью одобрил его предложение.

— Начнем завтра после обеда, — сказал он. — Конец связи.

Сытые, согревшиеся, намного залечившие стертые ноги беглецы расстелили тростник на открытом воздухе. Грело солнце, к земле не проникал ветер. Трое лежали, как на пляже, вели разговоры. Американец готовил ланч из традиционных лягушачьих лапок.

Каждый вспоминал о доме. Чунто с теплотой рассказывал о своем монастыре, о мудром наставнике, многому научившем его.

— Он умеет левитировать, — говорил тибетский монах. — Это искусство доступно только просветленным, их единицы.

— До этого я тебе еще верил, — Галицкий сел, подставив солнцу спину. — Но люди летать не могут, это против законов природы.

— Ты думаешь, что людям известны все законы природы? — усмехнулся Чунто. — Они постигли лишь крохи из того, что создано.

— И все равно человек сам по себе летать не может.

— Я видел собственными глазами! — воскликнул Чунто. — Монахам запрещено обманывать. Я говорю правду.

— Почему бы твоему учителю не пригласить журналистов, ученых и не продемонстрировать свои умения? Вот тогда бы и я поверил в такое чудо.

— Это не цирковой номер, не представление для увеселения публики. Это монастырская практика. Такое же сокровенное действо, как молитва или медитация. Наставник отказал даже немцам, которые посещали наш монастырь, работали в нем. Он не стал им демонстрировать полет.

— Ладно, допустим, я тебе поверил. Твой наставник в самом деле умеет левитировать, — сделал допуск Галицкий. — Как это происходит?

— Наставник сел в храме и принялся медитировать. Мы, молодые монахи, медитировали вместе с ним. Это длилось долго, часа четыре. Наставник, продолжая сидеть, воспарил. Казалось, что под ним невидимая плоскость, поддерживающая его.

Галицкому как-то слабо верилось в такое явление, хоть он и представлял себе картинку. Но как естествоиспытатель он сразу же стал прикидывать, на что он обратил бы внимание. Какая деталь смогла бы его убедить или разуверить. Он представил себе старца, сидящего в воздухе.

— А полы его одежды свисали или оставались примятыми так, как если бы он сидел на полу? — спросил поручик.

Тибетский монах задумался.

— Не помню, я на мелочи тогда не обращал внимания. Учитель сидел неподвижно, и его медленно, словно в храме дул ветерок, отнесло к алтарю. Там он пробыл около часа, а потом вернулся на место,