терзали кошмары.

В той утраченной мечте мне так нравилось быть с Джимми, целовать и касаться его. Я скучала по нашей с ним близости.

Неожиданно в голове пронеслось воспоминание о том, как Дэмьен поддерживал меня под локоть, стоя на крыльце. После смерти Джимми я ни разу не занималась сексом. Очевидно, плохое решение, учитывая мою озабоченность в последнее время, но сама мысль об интимной близости казалась мне отвратительной.

До встречи с Дэмьеном Фицджеральдом.

Набив печеньем полный рот, я постаралась заглушить одну потребность, удовлетворяя другую. Не вышло. Но голод я, по крайней мере, утолила. В том, что касалось еды.

Повинуясь ворчливому внутреннему голосу, я съела яблоко и выпила стакан молока. И хотя по большому счету мне было безразлично, буду я жить или умру, работа обязывала следить за здоровьем. Мое тело — машина для убийства, и я старалась поддерживать ее механизм в наилучшей форме. Помимо бега трусцой, я при каждом удобном случае приседала, подтягивалась и отжималась. Физическая сила требует тренировок.

Около девяти вечера, покончив с зарядкой и бумагами, которые давно дожидались своего часа, я проверила электронную почту. Все сообщения касались работы.

Я приняла душ и переоделась, выбрав узкие джинсы и ярко-розовый топ с глубоким вырезом. И даже уложила с помощью геля волосы и накрасила губы. Ради информации наверняка придется прибегнуть к женским уловкам. Если в моем арсенале таковые еще сохранились.

Жаль, что я ношу лишь ботинки и кеды. Парни любят девушек на высоких каблуках, поэтому, выписавшись из психиатрической клиники, я тут же избавилась от всех своих шпилек.

Я думала, что праздную освобождение. Но на самом деле лишь бежала от правды. Пусть врачи и признали меня вменяемой, в глубине души, куда никому не было хода, я так и осталась надломленной.

— Неплохо, — сказала я своему отражению в зеркале.

В комплект к ярко-розовому обтягивающему топу просилось какое-нибудь украшение на шею, но все мои драгоценности отправились в помойное ведро вслед за туфлями.

Я запихнула деньги и спички в карман. От сумочек я тоже давно отказалась. Джинсы оказались слишком узкими, чтобы спрятать под ними пистолет. Черт.

Сняла кеды и надела ботинки, в голенище одного спрятав нож. Идти куда-то без оружия — нет уж, увольте.

— Представление начинается! — возвестила я.

Смешно, но и голос, и внешность выдавали охватившее меня волнение.

Вышла на крыльцо. Кто-то снова включил джаз. Я понятия не имела, современная ли это была композиция или старая; не знала ни имени исполнителя, ни названия песни. Неужели в этом музыкальном автомате нет никаких других мелодий, кроме джазовых?

Прошлым вечером я сочла эту музыку неуместной, но сейчас рыдания духовых инструментов прекрасно сочетались с прохладой ночи, лунными бликами и аурой предвкушения, окутывающей лес.

Восемь дней. Так сказал Уилл. Я задрожала под неярким серебристым свечением.

Не думаю, что этого времени нам хватит.

Уже на полпути к бару я вдруг почуяла, что в воздухе тянет табачным дымом. Казалось бы, ничего особенного — тем более в таком месте, — вот только запах был терпким и остро-свежим. Видимо, кто-то вышел на улицу, чтобы сделать пару затяжек.

Не знаю, что мною двигало, когда я решила пойти на этот запах. Возможно, чутье. Говорят, иной раз оно не подводит.

Я повернула назад, прошла мимо ведущей в мою комнату лестницы и заметила сизый дымок, выползавший из-за сарая, что стоял между баром и домиком Дэмьена.

Ведомая нюхом, я свернула за угол этой постройки. Лучи прожекторов сюда не добивали; их искусственный свет стелился по крыше и устремлялся в чащу леса. За сараем было прохладно и влажно.

Здесь царила темнота, которую нарушали лишь мерцающий серебристый свет, льющийся сквозь ветви деревьев, да крошечный красный огонек сигареты Дэмьена.

Бармен подпирал спиной стену сарая, запрокинув голову к небу и глубоко затягиваясь. Выпустив струйку дыма, Дэмьен в блаженстве прикрыл глаза. Я шагнула назад, собираясь улизнуть, пока он меня не заметил.

— Не уходи, — прошептал Дэмьен.

Я замешкалась. Мне не следовало оставаться с ним наедине, да еще в темноте. Я хотела его, причем самым непозволительным образом. И все-таки я осталась — просто не смогла заставить себя уйти.

— Не знала, что ты куришь.

Я осторожно приблизилась и втянула воздух, наслаждаясь витавшим в нем ароматом. Когда-то давно я прошла через многие пороки: алкоголь, курение, наркотики. Пробовала любую отраву, лишь бы прогнать воспоминания о той ночи, лишь бы стать ближе к любимым и смерти. А потом Эдвард поставил передо мной цель, ради которой стоило жить, и я отказалась от всего, что затуманивало разум.

Но порой я скучала по старым пристрастиям, особенно по курению. Прекрасно понимаю людей, которые не могут бросить курить. Эта привычка успокаивает и вместе с тем бодрит: размеренность дарит спокойствие, а никотин побуждает к действию.

— Ты многого обо мне не знаешь, — заметил Дэмьен.

— Может, поделишься?

Он поднес руку ко рту. Я успела заметить кончик его языка, коснувшийся фильтра, перед тем как губы сомкнулись на сигарете. По телу пробежал холодок обострившихся чувств, и я потерла покрывшиеся мурашками руки.

Дэмьен затянулся. Я тоже глубоко вдохнула — вдох, выдох, — вот только эффект вышел не тот.

— Нет, — ответил Дэмьен.

Я не сразу припомнила, о чем его спрашивала. А! Не поделится ли он со мной секретами. Как будто ждала, что он скажет: «Да, разумеется».

Меня тянуло к Дэмьену и к запаху дыма его сигареты. Таинственный бармен снова был в черном. Я уже начала гадать, есть ли в его гардеробе вещи другого цвета.

Гладкая бледная кожа Дэмьена светлела в вырезе расстегнутой рубашки, когда он, приблизившись, предложил мне затянуться. Меня испугало отчаяние, с которым мне захотелось прикоснуться губами к тому, что недавно было у него во рту. Я шагнула вперед, но потом, спохватившись, покачала головой.

— Это тебя убьет.

— Только на это и уповаю.

Услышав такие слова, я перестала поедать глазами сигарету и посмотрела Дэмьену в лицо — как обычно бесстрастное.

— И как это понимать?

Пожав плечами, он опять глубоко затянулся и, выпустив дым из ноздрей, произнес:

— Работа такая. Я скорее умру в пьяной драке, затеянной в баре, чем от рака.

— А ты предпочел бы рак?

— Тебя когда-нибудь кромсали ножом? Не советую испытать такое на своей шкуре.

Я опешила от такой откровенности. Несмотря на опасную профессию, в душе я оставалась белой пай-девочкой, принадлежащей к сливкам общества Канзаса. Мой образ жизни не располагал к тому, чтобы получить удар ножом в пьяной драке. Быть укушенной оборотнем — да, но это совсем другое дело.

— Можешь попытаться сменить работу, — посоветовала я.