направил Флита в округ Чероки. Может быть, Флит искал подходящее место для демонстрации. Так или иначе, они договорились. Просто я не знаю всех подробностей.

— Невероятно, — улыбнулся изумленный Пипкас. Он еще не знал, как использовать эту историю, но ценность ее была очевидна. — Кто-нибудь кроме вас слышал об этом?

— О его встрече с Флитом знают многие, Чарли при мне рассказывал о ней. А вот о его разговоре с Дарвелом Скраггсом вряд ли кому известно.

По лицу Пипкаса расплылась довольная лукавая улыбка. Марта не очень понимала, почему. Да Пипкас и сам не очень понимал. Но ему было очевидно — история, которую он сейчас узнал, это… динамит.

— Выпейте еще кофе, Рэй, возьмите «Салли Ланн».

— С удовольствием! — Пипкас потянулся к серебряной гондоле за очередным куском вкуснейшего хлеба.

Пока он намазывал его маслом и джемом, Марта Крокер налила гостю кофе. Вгрызаясь в ломоть и чувствуя на языке кисло-сладкий вкус сливы, он снова посмотрел в окно. Узорные багеты на окнах напоминали рамки, а вид был похож на картину… Милле… нет, Тиссо… может, Милле&Тиссо?… или какого-нибудь прерафаэлита… Старый Франклин на переднем плане… темные башмаки, обмотки, коричневые штаны, серая рубаха, выцветшая серо-зеленая куртка, казалось, сливались с землей, которую он так прилежно возделывал… потом шли яркие пятна голубых, розовых и белых цветов, стена темно- зеленой самшитовой ограды… и за всем этим простирался холмистый газон с сочной, почти салатной зеленью, с лучами солнца, бьющими сквозь высокие деревья…

Да, такое нельзя не полюбить.

«Пополо-лоло-пополо-схарзают-брата-моккай-чай-мертвяк-не гонобобиться-биток не делай», — лопотал Пять-Ноль, придавленный бетонной плитой, и земля взбрыкнула, и Конрад полетел с верхней койки, вниз, вниз, в темноту — «А-ааааа!» — и проснулся.

Он не сразу понял, где находился. Явно не в Санта-Рите, потому что лежал на полу, застланном ковром — очень грязным, правда, но все же ковром. Сверху на него со всех сторон смотрели узкоглазые лица. Кто-то сказал:

— Лум Лок мынг ве ня пао пок, Конрад.

Приподнявшись на локте, он протер глаза. Раздалось писклявое хихиканье. Женщины. Крошечная гостиная была забита вьетнамцами — человек пятнадцать, не меньше. Вчера вечером такой толпы не было… вчера вечером… Он припомнил вчерашний вечер, и сознание начало проясняться.

Конрад лежал на полу дешевой квартиры в городке Шамбли возле Атланты. Все произошло именно так, как обещала Мэй. В аэропорту, в зале выдачи багажа, его встретил вьетнамец Лум Лок, узнавший Конрада по кепке с надписью «Хай-гро». Они сели в старенький пикап, и вертлявый Лум Лок болтал на ломаном английском всю дорогу до Шамбли, пока пикап не остановился возле облупившегося двухэтажного дома с табличкой «Улица Медоу-Ларк». Лум Лок, улыбаясь, показал на табличку:

— Лучшей б они написай Западный Сайгон! Тый знаешь, как называюй Шамбли? Шамбоджа! — вьетнамец затрясся от смеха. — Тый приехайл в Шамбоджа! А это — Западный Сайгон!

Лум Лок прошел вместе с Конрадом за угол, открыл стеклянную дверь, служившую одновременно окном, отодвинул клеенчатую занавеску — и Конрад оказался в комнате, битком набитой вьетнамцами в возрасте от пяти до восьмидесяти лет. На полу, прислонившись к стене, сидела древняя морщинистая старуха. Пахло жареной рыбой. Трое мужчин средних лет сидели на корточках и ели палочками с пластиковых тарелок какое-то рисовое блюдо. Двое мужчин и женщина спали на матрасах, постеленных прямо на пол. Другая женщина спала на ковре, и еще одна — на единственной в комнате кровати, кушетке из клеенчатых подушек в металлическом каркасе с большими ржавыми подлокотниками по обеим сторонам. Между спящими сладким, тревожным или беспробудным сном скакали дети, играя во что-то вроде салочек. Вдруг все — дети, старуха, мужчины — посмотрели на Конрада. В битком набитой комнате стоял тяжелый, спертый дух.

Напустивший на себя грозный вид Лум Лок что-то рявкнул — Конрад разобрал только свое имя. Вьетнамец повернулся к нему:

— Утром придуй с удостоверениейм. — И вышел в стеклянную дверь.

Конрад осторожно пробрался мимо спящих и сидящих на корточках обитателей квартиры, чтобы исследовать оставшуюся ее часть. Все глаза в комнате следили за ним. Никто не ронял ни звука. У Конрада сложилось впечатление, что эти люди — такие же новички на улице Медоу-Ларк, как он сам, да еще и ни слова не знают по-английски. Кроме гостиной, в квартире были только кухонька, где тушилась какая-то рыба со специями, тесная ванная и крохотная спальня — примерно двенадцать футов на девять, не больше, — куда набились еще восемь или девять вьетнамцев. Здесь запах пота и человеческих тел был еще сильнее. Конрад вернулся в гостиную, пробрался к единственному незанятому пятачку на полу и лег, прижав дорожную сумку к животу. Вьетнамцы по-прежнему таращились на него — Конрад понятия не имел, кто они такие. Он думал, что проведет ночь без сна, но уже через минуту сознание заскользило по крутому склону слепого, глубокого, всеобъемлющего забытья.

А теперь пришло утро, и комната была полна света — он лился сквозь стеклянную дверь с отодвинутой клеенчатой занавеской. Народу набилось еще больше, чем вчера. Конрад встал на ноги. Все тело затекло, голова как-то странно гудела… почти кружилась. Кругом одни вьетнамцы — стоят, лежат, сидят на корточках. Рядом храпела старуха — ей, по крайней мере, достался матрас. И опять все смотрели на Конрада, ну, почти все. Человек шесть мужчин были заняты громким спором. «Фао ко ня тонг!» — твердил один из них.

Конрад улыбался каждому, с кем встречался взглядом, давая понять, что он хоть и чужак в этой странной квартире, но все-таки дружелюбный. Очень хотелось в туалет. По-прежнему улыбаясь, Конрад пробрался к ванной. Туда уже стояли четыре вьетнамца.

Он дождался своей очереди. В ванной все было вверх дном. На сиденье унитаза — следы ботинок. Конрад даже представить не мог, как и почему они могли туда попасть. Выходя из ванной, он услышал свое имя. Голос Лум Лока. Улыбаясь, Конрад протиснулся поближе к двери. Лум Лок что-то кричал по- вьетнамски. Шестеро мужчин тут же замолчали. Лум Лок явно ругал их. Тут он заметил Конрада и так же сердито крикнул:

— Тый иди сюда!

Конрад прошел среди плотно стоящих вьетнамцев, которых стало еще больше, и вышел на улицу вслед за Лум Локом. На улице он настороженно смотрел по сторонам, ища… он и сам не знал, что. «Я — беглый заключенный», — сказал он себе, и мысль эта показалась до того странной, что он повторил: «Я — беглый заключенный». Судя по солнцу, было раннее утро.

— Сколько времени?

Лум Лок показал ему часы: без двадцати семь.

— Рано вы, — сказал Конрад.

— Надо со всеми разобратьсяй, — сказал Лум Лок. — Надо разобратьсяй с тобой.

Между домами на улице Медоу-Ларк были широкие полосы только что скошенной травы. Шесть-семь черноволосых детишек уже играли на маленькой площадке с качелями, горкой и лестницей. Две вьетнамки, обе в черных брюках и блузках, присматривали за ними. Лум Лок показал дорогу — за угол, чтобы с улицы не было видно.

— Так, Конрад! — Лум Лок достал из рюкзачка пачку конвертов, вроде тех, куда кладут поздравительные открытки. На каждом надпись фломастером — по-вьетнамски. Лум Лок порылся в них и вытянул конверт с надписью «Конрад». Там оказались целых три документа. Карта социального страхования на имя Корнелиуса Алонзо Де Кейзи. Водительские права штата Джорджия с фотографией Конрада и надписью «Корнелиус Алонзо Де Кейзи». И свидетельство о рождении в штате Мичиган, на