пешком? — и женщины шли по дороге. Только почему по самой середине?
Пипкас подался к левой обочине и медленно объехал горничных. Одна или две из них скользнули взглядом по его машине. И тут на почтовом ящике у подъездной дорожки он увидел номер дома Марты Крокер. Дорожка вела на вершину огромного зеленого холма… Пипкас глазам своим не поверил. Там стоял колоссальных размеров особняк с портиком, белыми колоннами у входа и огромными окнами — футов десять в высоту. У Пипкаса перехватило дыхание. Он вдруг до смерти перепугался.
«Господи, — подумал он. — Не могу же я подъехать к этому дворцу на своем старом „форде“».
Пипкас пропустил поворот к дому, развернулся, описав широкую дугу — для маневров маленького «форда эскорта» на Вэлли-роуд такой простор! — и поехал назад. Теперь он объезжал стайку горничных справа. На этот раз четыре-пять женщин повернули головы, явно недоумевая, что это он делает. Обогнув их, Пипкас опять развернулся и встал у обочины футах в пятидесяти от дорожки к дому Марты Крокер. Теперь уже все горничные обернулись к Пипкасу и настороженно его рассматривали. Кто этот тип, который гонял вокруг них, а теперь еще и выбрался из машины, явно чтобы идти следом?!
Он подойдет к ее дому пешком, без всякого «эскорта», решил Пипкас. Довольно скоро ему стало ясно, почему горничные предпочитали середину улицы. Обочины были скошены, чтобы стекала дождевая вода, и идти там было неудобно. Теперь по Вэлли-роуд двигался батальон горничных… с Рэймондом Пипкасом из «ГранПланнерсБанка» в арьергарде.
Дорожка к дому Марты Крокер тоже вилась прихотливо и изящно, в лучшем стиле настоящего Бакхеда. По обеим сторонам она была обсажена аккуратными кустиками полосатой хосты. Вот, значит, с чем пришлось расстаться Крокеру, когда он бросил Марту, подумал Пипкас. От долгого подъема он немного запыхался. Пот уже смазал подмышки. Это навело Пипкаса на мысль о невзрачности собственной одежды. Старый темно-серый костюм в тонкую полоску, который после последней чистки слегка… залоснился… петля у верхней пуговицы обтрепалась, надо бы обметать… полосатая рубашка уже не новая, особенно это заметно на вороте, у галстука… и сам галстук вдруг показался Пипкасу возмутительно кричащим, нельзя прийти в приличный дом с такой безвкусицей на шее…
Осталось подняться по трем ступеням портика, пройти между дорическими колоннами — и вот входная дверь, высокая, массивная, темно-зеленая, с выпуклыми филенками, со стеклянными вставками- окошками по бокам. Пипкас нажал кнопку звонка, но не услышал его, до того толстые были стены и дверь.
Открыла чернокожая горничная средних лет в белой униформе.
— Рэй Пипкас, — представился он. — Я хотел бы видеть Марту Крокер.
— Она ждет вас, — сказала горничная. — Проходите.
Пипкас вошел в широченный — по его скромным представлениям — холл с мраморным полом — черные ромбы на белом фоне. На другом конце холла изящной дугой поднималась массивная мраморная лестница. Ее изгиб красиво выделялся в потоке света из огромного арочного окна.
Откуда-то из боковых комнат вышла Марта Крокер. На ней были темно-синяя блузка с длинными рукавами и золотистая габардиновая юбка. Фигуру Пипкас нашел несколько тяжеловатой, но ноги были очень недурны — и юбка щедро их демонстрировала. С другой стороны, возраст этой женщины тоже был ему хорошо известен: пятьдесят три года.
— Доброе утро, мистер Пипкас.
— Доброе утро, Марта, и пожалуйста — просто Рэй! После рукопожатия Марта Крокер сказала:
— Извините, что назначила встречу так рано. Хотите кофе?
— Нет, спасибо… хотя на самом деле кофе был бы очень кстати!
Марта Крокер отправила горничную за кофе и провела Пипкаса в комнату вроде кабинета или библиотеки. Комната была небольшая, но каждый квадратный дюйм в ней был дороже, чем все имущество Пипкаса в квартирке на Угольных холмах. Роскошный восточный ковер… антикварный секретер, за которым хозяйка явно что-то писала до его прихода… стены обиты тканью… книжные полки… легкие стулья со светлыми пухлыми сиденьями… и, как венец всему, очаровательный эркер, отделенный от комнаты деревянной аркой с богатой резьбой. Такой же викторианский багет обрамлял рамы трех больших окон эркера. Внутри стояли круглый стол розового дерева и два таких же стула, всё в стиле эпохи Регентства.
— Сядем у окна, — сказала Марта Крокер. — Здесь приятно пить кофе.
Воистину, так оно и было. Эркер выходил в ухоженный садик с пышно цветущими пионами, гвоздичником и дельфиниумом — по-видимому, клумбы разбили специально, чтобы из окон был хороший вид. У одной из клумб стоял на коленях старый негр-садовник с тяпкой в руках. Ноги у него были в обмотках (Пипкас видел эту деталь одежды только на фотографиях времен Первой мировой). Садик был огорожен полукругом самшитовых кустов высотой около метра, сросшихся между собой и безукоризненно подстриженных, — плотная темно-зеленая стена. За самшитом простирался большой газон, где-то залитый солнцем, где-то покрытый тенью огромных старых деревьев. Газон был так же искусно украшен кустарником и цветочными клумбами.
— Какая тут красота, Марта, — сказал Пипкас, даже не поворачивая к хозяйке голову. Что-то подсказывало ему, что «Марту» надо вставлять в разговор как можно чаще.
— Самое лучшее время года для садов, — ответила хозяйка, — но я тут совершенно ни при чем. Это всё Франклин. — Она кивнула в сторону старого садовника.
«Мистер Рэй Пипкас из „ГранПланнерсБанка“ так непринужденно и доверительно роняет эти „Марта“… так мило». Пока мистер Пипкас рассматривал вид из окна, Марта рассматривала его. «Симпатичен, даже красив, правда, не мужественной красотой — лицо без морщин, почти мальчишеское, может быть, даже чересчур мальчишеское; сколько, кстати, ему лет? Никакой лысины, шапка светлых волос, но с седыми прядями… ярко-голубые глаза, но веки уже набрякли… наметился второй подбородок…» Все это позволяло предположить, что возраст мистера Пипкаса был ближе к пятидесяти, чем к сорока. «Одежда, мягко говоря, не лучшая… ужасный пестрый галстук, совершенно не идет ни к рубашке, ни к костюму… островок светлой щетины на скуле — видно, спешил, когда брился…» Возможно, всё это говорило об отсутствии жены, которая проследила бы за его внешним видом. «Сильным человеком его тоже не назовешь, это очевидно… в тот вечер в музее и вовсе был пьян…» Зато человек он приятный и искренне расположен к ней, даже вспомнил тогда ее имя… он и сегодня утром искренне расположен к ней, за чем бы ни пришел. Всё это пронеслось по нейронам у нее в голове за долю секунды, гораздо быстрее, чем если бы Марта говорила вслух. Она порадовалась, что надела именно эти вещи — темная блузка скрадывала полноту плеч и рук… узкая габардиновая юбка подчеркивала ноги, ее главный козырь… светло-коричневые «лодочки» с черными вставками более-менее шли и к юбке, и к блузке… каблуки не очень высокие, как раз такие, чтобы подчеркнуть безупречную форму икр… и макияж, почти такой же тщательный, как на вечер в музее Хай, хотя с тушью она, конечно, не так усердствовала… и широкое золотое колье на шее, скрывающее морщины…
— Вы долго добирались? — спросила Марта мистера Рэя Пипкаса, подразумевая: «Где вы живете, есть ли у вас жена?»
— Совсем не долго, — ответил Пипкас. — Я тоже живу в Бакхеде, но есть один Бакхед… — он кивнул в сторону идиллической картины за окном, — и есть совсем другой. У меня квартира на Угольных холмах. Пока не развелся, был дом в Снелвиле, — сам не зная почему, Пипкас хотел сообщить Марте Крокер о своем разводе. — По правде сказать, добраться сюда с Угольных холмов в это время гораздо проще, чем в «ГранПланнерсБанк» на улице Пичтри.
— Извините, что заставила вас ехать так рано. Просто сегодня такой день… — то есть «день, когда в половине одиннадцатого у меня занятие в „Формуле Америки“ с Мустафой Гантом».
— Вовсе даже не рано! — запротестовал Пипкас. — Для меня это самое подходящее время.
«Правда, есть хочу, как собака», — добавил он про себя. Секунду Пипкас колебался — может, спросить, не будет ли горничная так добра, чтобы приготовить ему каких-нибудь оладий или вафель? — но только секунду. Вслух он сказал:
— Надеюсь, я не показался вам чересчур таинственным, умолчав о цели своего визита? Боюсь, предмет разговора заставит меня выйти за определенные рамки. — Он смущенно улыбнулся. — Если в какой-то момент вам захочется, чтобы я перестал касаться некоторых тем, только скажите, я тут же умолкну.
