Мафиози открыл красную лаченую дверь каюты и зашел внутрь. Я даже не успел рассмотреть номер, так как вахтенный тотчас повернулся кругом и пошел в мою сторону. Прижавшись к переборке спиной, я медленно приподнял карабин, держа его за ствол обеими руками, и, как только матрос вышел из-за угла, с короткого замаха ударил его прикладом по животу.

Матрос издал короткий сдавленный звук и сложился пополам. Я кинул карабин под ноги и, вполне обоснованно ожидая, что после такого удара матрос повалится на пол, схватил его под мышки.

Наверное, на меня плохо подействовал Влад, и я недооценил противника. Не успел я прикоснуться к плечам матроса, как тот резко распрямился, повернулся ко мне и с криком обрушил на меня свои кулаки. Похоже, что он поставил перед собой задачу отбить мне все внутренности, которые находились на уровне пупка; удары были чувствительны, у меня даже потемнело в глазах, но я совладал с желанием опустить локти вниз, чтобы прикрыться; раскинув руки в стороны, я хлопнул матроса по ушам. Пораженный стереоэффектом, он на мгновение присел, схватившись руками за звенящие уши. Я успел перевести дух и поднять с пола карабин. Мне казалось, что этого короткого общения нам будет достаточно, но матрос неожиданно раскрутился юлой, задрал вверх ногу, целясь мне в голову. Я едва успел защититься карабином. Мощный удар переломил приклад карабина, как карандаш, и откинул меня на переборку. Матрос вернулся в стойку, широко расставив ноги, и его губы от самодовольства расползлись в стороны. Я мысленно поставил ему пятерку за старание. Намереваясь прикончить меня очередным ударом, матрос откинулся назад, присел и пружинисто подпрыгнул, выстреливая в меня ногой.

Узкий коридор все-таки не был предназначен для демонстрации приема, которым матрос намеревался сразить меня наповал. Траектория полета его ноги не вписалась в габариты коридора, а я вовремя присел. Раздался глухой удар. Дверь каюты, рядом с которой мы упражнялись, треснула, и пятка тяжелого флотского ботинка застряла в проломе.

Не дожидаясь, когда матрос вырвет ногу из капкана, я принялся за дело. В карате я ничего не смыслил, потому не стал задирать ноги и пронзительно кричать. Работая кулаками, я двумя ударами свалил противника на пол, расквасив ему нос, затем поднял за широкий ворот форменной куртки и прямым ударом в челюсть отправил его на треснувшую дверь каюты.

Дверь сложилась, как книжка, и матрос, смешавшись со щепками, ввалился в каюту. Я подобрал с пола обломки карабина, посмотрел по сторонам и, убедившись, что свидетелей нашей разборки не оказалось, юркнул в каюту, протиснувшись между косяком и острыми краями поломанной двери.

Матрос сидел на полу, держась за челюсть и тряся головой. Из его носа хлестала кровь, и несколько вишневых капель уже попали на белую куртку. Я обеспокоенно покачал головой, сорвал полотенце с вешалки над диваном и намочил его в рукомойнике.

– Утрись! – сказал я ему.

Матрос поймал полотенце и прижал его к носу.

– Ты зря это сделал, – пробормотал он, шмыгая и сплевывая кровавую слюну. – Ты хоть понял, с кем имеешь дело? Ты представляешь, на кого замахнулся? Вы здесь ничто! Вас заживо скормят пираньям!

Я схватил матроса за волосы и дернул вверх, заставляя подняться на ноги, а потом схватил его за горло и, медленно сжимая пальцы, прижал его спиной к переборке.

– Да, – тихо сказал я, глядя в жестокие глаза матроса, – все это так. Ты прав. Но я сейчас тебя придушу… сейчас я выдавлю из тебя твои поганые глаза… сейчас у тебя вывалится язык…

Он меня разозлил, и я не жалел сил. Я чувствовал, как все слабее бьется артерия под моей ладонью. Я сжимал пальцы, словно хотел выдавить из апельсина сок. Матрос оскалил зубы, раскрыл рот и захрипел. Лицо его побагровело, в глазах вспыхнул страх смерти. Он слабо дернулся, попытался оторвать мою руку от своего горла, но я ударил его свободной рукой в солнечное сплетение. Матрос быстро тяжелел. Ноги уже не держали его, и он стал оседать на пол.

Чувствуя, что вот-вот отправлю его на тот свет, я разжал пальцы и толкнул матроса на диван. Он упал, захрипел, судорожно схватился за шею, потом за подушку, потом стал рвать на себе ворот.

– Ну? – спросил я его. – Что ты еще хочешь рассказать мне про пираний?

Матрос, хватая широко раскрытым ртом воздух, тяжело дышал и теребил синюю ленту, привязанную к воротнику на груди.

– Снимай брючный ремень, – сказал я.

Он вскинул на меня недоуменный взгляд.

– И побыстрее, – добавил я. – Пассажиры ждут.

Матрос сел на кровать и в нерешительности взялся за пряжку. Из кармана его брюк на пол с грохотом упал миниатюрный пистолет с рукояткой из полированного светлого дерева. Это был шестимиллиметровый «таурус» – очень удобная штучка для незаметного ношения в карманах и проделывания дырок в черепных коробках. Я поднял его, провел пальцем по выпуклому гербу Бразилии, заглянул в ствол и с сочувствием глянул на матроса.

– Что ж ты ножками дрыгал, когда у тебя в штанах такая «пушка» лежала? Эх ты, чучело!

Я связал матросу руки, затолкал ему в рот скомканное полотенце и, вытирая салфеткой кровь с ладоней, вышел из каюты.

Сдвинув в сторону тугой металлический крюк, я с трудом открыл входную дверь, запуская пассажиров. Потомки конкистадоров, почему-то приняв меня за вахтенного, выплеснули на меня поток эмоций. Вместе с криками и ругательствами, которые я не успевал мысленно переводить, на меня насели пассажиры.

– Тихо!! – закричал я, когда некая пышная дама двинула меня по голове своим ридикюльчиком, отчего я едва не свалился на пол. – Соблюдать спокойствие! Самостоятельно разбирайте ключи от кают! Занимайте места согласно… Да что вы, блин, как в Москве!

Последнюю фразу я произнес по-русски, потому что по-испански она бы утратила свой самобытный эмоциональный окрас. Поток разгоряченных людей оттеснил меня в самый дальний угол холла, и я, потеряв надежду навести строгий флотский порядок, махнул рукой и быстро ретировался на верхнюю палубу.

Хорошо, что я подслушал разговор носатого с матросом, иначе бы мне пришлось очень долго искать свою каюту, номера которой я не знал. Может быть, я слишком истосковался по комфорту, но те деньги, которые мы заплатили за первый класс, стоили поистине райских апартаментов. Правда, первое впечатление смазал Влад.

– Ты что, офонарел?! – закричал он, едва я переступил порог. – Я думал, тебя уже убили! Что ты улыбаешься, как кандидат в президенты?… А что это ты в крови заляпался?

– Где? – Я опустил голову. – Это не кровь. Это я стаканчик вина шарахнул.

– Ну, ботан! – покачал головой Влад. Он очень был похож на строгого папу, и я удивился, что он до сих пор не выдернул из джинсов ремень и не высек меня. – Он вино пьет, по теплоходу болтается, а друг в одиночку с голоду пухнет!

Чемодан лежал посреди белого ворсистого ковра. Я заметил, что Влад успел протереть его мокрым полотенцем.

– Давай, открывай! – сказал Влад, кивнув на чемодан. – Может быть, там уже черви, а не баксы.

– Давай сначала поедим. У меня от голода уже колени дрожат.

– Мозги у тебя дрожат от голода, а не колени! – угрюмо заметил Влад и, будто делая одолжение, добавил: – Черт с тобой, давай пожрем. Закажи там чего- нибудь. Только недолго! Скажи, пусть несут все, что уже готово!.. А это еще зачем?

Я снял с окна маленькую зеленую шторку и повязал ее на голову, как платок. Затем, глядя на себя в зеркало, примерил черные очки Влада. Обросший трехдневной щетиной, в непроницаемых очках и платке я не был похож ни на себя, ни на кого-либо конкретно. Набор предметов, манекен, демонстрирующий образец моды для постаревших рокеров.

– Для конспирации, – пояснил я.

Я вышел из каюты, свернул по коридору к дверям, ведущим на палубу, и по ней зашагал на корму, где располагался камбуз. «Пальмира» бесшумно рассекала желтую воду притока Амазонки. Казалось, что теплоход замер на месте, а вдоль бортов плавно движутся декорации: величественные леса, тяжелыми гроздьями нависающие над рекой, болотистые затоки, сверкающие золотой россыпью сквозь тростниковый частокол, и призрачные холмистые дали, тающие в голубом тумане.

Впрочем, у меня не было времени любоваться красотами окружающего мира. Чтобы не светиться перед широким полусферическим окном кормового ресторана, я нырнул в служебный отсек, откуда шел пьянящий запах варочного зала, и по крутой, скользкой от жира лестнице спустился в камбуз.

Едва я просунул голову в арочное окошко, из которого валил пар, мою голову чуть не снес тяжелый поварской тесак. Мужчина с залитым потом лицом и окровавленными руками кромсал баранину на мелкие кусочки, легко отсекая своим страшным орудием ребрышки, связанные тонкой пленкой мышц. Нарубив горку мяса вместе с костями, он сгреб ее и швырнул в большую алюминиевую кастрюлю, стоящую у него под ногами.

– Чего тебе?! – крикнул он, кидая на разделочный стол очередную тушку.

– Собери чего-нибудь поесть на четыре персоны, – ответил я, втягивая носом ароматный запах.

– Все заказы через официантку в ресторане, – ответил он и опять застучал тесаком.

– Я же тебе объясняю – человек с голоду умирает! – сказал я и полез в карман за деньгами. Увидев у меня в руке двадцатидолларовую купюру, мясник воткнул тесак в тушку, вытер руки о невообразимо грязный фартук и протянул волосатую руку.

– Давай. Хорошо. Что хочешь? Мясо? Птица? Рыба?

– Мясо, овощи и вино, – ответил я, сглатывая слюну. Разговор о еде стал настоящей пыткой.

– Хорошо, – кивнул мясник, растворяясь в облаке пара. – Посуды у меня нет, я все заверну в фольгу.

Через несколько минут он подал мне два тугих пакета, доверху наполненных едой. Представляя, какое счастье испытает Влад, когда я выложу все содержимое на стол, и чувствуя от этих мыслей прилив сил, я круто повернулся и побежал к лестнице. Я уже поднялся на несколько ступенек вверх, как у меня над головой лязгнула дверь, и мне навстречу стал спускаться мужчина лет сорока в белой форме с синим ромбом, окаймленным двумя волнистыми линиями, на груди.

Лестница была слишком узкой, а мои пакеты занимали много места, и где-то на средине мы остановились. Я интуитивно почувствовал, что обладатель ромба приставлен к камбузу, чтобы следить за порядком, и постарался расстаться с ним как можно быстрее. Незнакомец скользнул по пакетам, которые я нес, взглядом, губы его скривились, он дернул головой и с выражением глубочайшего недоумения на лице прошел мимо меня. Перешагивая через ступени и рискуя поскользнуться, я пулей взлетел вверх, но не успел взяться за ручку двери, как услышал:

– Эй! Ну-ка постой!

Я обернулся. Обладатель ромба смотрел на меня снизу вверх и с подозрением щурил глаза.