— Для тех, кто в бронепоезде, еще раз повторяю, наши «верные союзники» гудят не шнапсом, а моторами. Не танки, расставляют артиллерию на прямую наводку. Не знаю, чем закончится весь кипеж, но вот вам, мужики, на всякий случай, такая связь. Пока деретесь, стреляйте каждые пятнадцать минут тройкой красных в воздух. И я так сделаю. И еще… дайте, я вас хоть обниму, ребята. Если не встретимся, лихом не поминайте.

Максим подыскивал другие слова, но так и не нашел. Его ребята, натасканные на сдерживающий бой, имели шанс.

Угрюмов зло посмотрел на Ляпина. Нет, Ненашев шутник, но не настолько же. Заерзал и начальник штаба.

— Значит, так, — майор поднялся, — найди политрука и скажи, что командование ночью обязательно объявит тревогу. Бойцов гони спать в доты и это… пусть внештатные «максимы» и боезапас захватят.

Уходя из Мозырьского УРа батальон забрал с собой два десятка станковых пулеметов и, особо не светясь, хранил их в оружейке.

— А не паникер ли Ненашев?

Майор ухватил Ляпина за рукав, помня, что шепнул на ухо обнявший его Ненашев: «не дуркуй, немедленно вывози семьи, но машиной. С вокзала не уедете».

— Ненашев не паникует. А если что, приказ у нас есть! Но знаешь, я иногда думаю, человек ли он вообще! Нельзя все так предвидеть! Да, я сейчас к семье побегу, а ты дуй к своим. Да куда ты один, бойцов с собой захвати. И оружие не забудь! Что сказать жене, надеюсь, понял?

— Как вы могли такое допустить? — Теплицын, в недавнем прошлом сам капитан госбезопасности, рвал и метал. — Нападение на обком партии! Да вы хоть понимаете, что за это грозит?

Грозило и ему. Происшествие не только чрезвычайное, но и неслыханное.

В ночном Бресте пахло настоящим вооруженным антисоветским восстанием[552].

Придется отвечать, но скверну надо давить самому и сразу. У комиссии ЦК меньше будет неприятных вопросов. Бездействовать он не станет. Но ответственность следовало немедленно с кем-то разделить, а еще лучше, как можно скорее найти виновных[553].

Казалось, антисоветское подполье полностью ликвидировано, меры профилактики принесли свои плоды. По представленной ему НКГБ статистике, враги Советской власти в Брестской области ни одной террористической акции за прошлый месяц не провели. ЧП лишь рядом, в Белостоке, где убили оперуполномоченного, и еще в Барановичах. Там учительницу русского языка облили керосином и зажгли[554].

«Хорошо, что не у меня. И та баба-дура, понесло ее в два часа ночи белье вешать в огороде», — думал тогда Теплицын. Как он наивен! Новый орган явно втирал всем очки. Плохо, очень плохо чистили они от «бывших» город. Вот первый виновный!

Едва утих пожар, Теплицын вызвал к себе начальника НКГБ, НКВД, исполняющего обязанности командира погранотряда Елизарова, и начальника гарнизона Азаренко [555].

Вот он выглядел не очень. Синяк на лице, разбитые губа и нос, из которого торчит кусочек ваты. Видно, долго не могли остановить кровь.

Это сразу вызвало сочувствие Теплицына. Он сам сидел за столом, хоть с чистым, недавно умытым лицом, но в измазанном сажей и копотью френче, со свежими царапинами и ссадинами на руках. Сам спасал документы, вынося в безопасное место. Это шкафы несгораемые, замок там сработает, но внутри обнаружится один пепел. Теперь коробки с партийными карточками стояли в коридоре, под охраной поста милиции.

— Что с вами, товарищ Азаренко?

Глаза генерал-майора зло и яростно блеснули.

— Нападение немецких диверсантов, — аккуратно пояснил Елизаров, — мы с милицией едва успели комдива отбить.

Командир сорок второй дивизии поморщился, как зубной боли: «Милиция-то причем?»

«Монтеры», одетые в гражданку, скоро начнут стричь повода Наркомата связи, а попробуй кто-то из военных или пограничников вмешаться, далеко и надолго пошлют. Аргумент убийственный: «мол, не ваше дело – на кого мы работаем, и какое наше задание».

— Вы уверены, что именно немцы? — поинтересовалось госбезопасность.

— Да, из тех, кто остался в городе.

— Ты, случайно, фантастику не пишешь? Выбирай выражения!

— Вы тоже выбирайте. Документы за сегодняшний день, — Михаил в две кучки выложил на стол жетоны и изъятые за неделю удостоверения. Последняя кучка выглядела солидно и весело: краснело несколько новеньких обложек с тисненым черным гербом и надписью сбоку: «НКГБ СССР. 1941»[556].

Абвер знал о реорганизации и на развороте лихо лепил «ксивы». Бардак – неизбежный спутник реорганизации, чем немцы и воспользовались.

— Даже так? Почему меня никто не поставил в известность! — Теплицын был готов не просто взорваться, а в клочки растерзать бывших коллег. Еще несколько месяцев назад он руководил управлением НКВД в Полесье, после реорганизации конторы ушел на партийную работу, но хорошо знал «кухню» изнутри, пусть и успокаивая себя сводками.

До последнего станут отнекиваться, «не наше дело», и точка. Нет, нашли место, а главное – время для усобицы. Сейчас начнут собачиться, выяснять отношения, когда…

— Да, у нас были сигналы о совместном вооруженном выступлении польских и украинским националистов, — нехотя признал чекист, — но мы ожидали его не раньше июля…[557]

За стеной грохнуло так, что жалобно зазвенели стекла. Со стороны спиртозавода по ушам больно резанула сирена. Коварный враг не успокоился, а продолжал наносить удар за ударом, как казалось, уничтожив главный городской объект.

— Мне некого туда послать, — обреченно вздохнул милиционер, — все свободные люди здесь, или в парке стоят в оцеплении. И снять неоткуда, на окраинах стреляют.

Происходящее в городе агентура абвера и гестапо приняла за сигнал к началу действий.

И что это означало? Дружно ринуться пятыми колоннами на штурм большевиков? Безусловно, кровь лилась, но условия для настоящей «цветной революции» еще созрели.

Дестабилизация ситуации, вернее пакости, входили в план. Пальнуть в одинокого большевика- командира, бегущего в часть. Дать лживый приказ не получившим команды бойцам. Для пущей неразберихи обрезать связь.

Но, главное, в момент хаоса прикрыть работу групп корректировщиков артиллерии и авиации вермахта. Варшава, с ее боями в местах плотной застройки, немцев чему-то зло и обидно научила.

Командир полка железнодорожной охраны НКВД тоже развел рукам. В городе одна рота, она поднята по тревоге, но с объектов категорически никого снимать не будет.

Михаил его по-дружески предупредил: о промашке с мостом через Буг не только он знает. Случись что, оплошность не простят. Тот понял, еще одну мысль оценил, и теперь к заложенным зарядам шел второй, дублирующий и тщательно замаскированный кабель.

Число плохих новостей в «оперативном центре» возросло.

На вокзале враг нанес главный удар. Диверсанты частично истребили, частично разогнали охрану спецэшелона. Подлежащие депортации граждане разбежались по городу.

Конвой по безоружным людям стрелять не стал[558].

«Рохли», — мелькнула мысль у секретаря обкома.

Хотя нет, охрана поступила верно. Рядом с границей инцидент нежелателен. Может, именно на него и рассчитывали враги?

Теплицын раздраженно забарабанил пальцами по столу. Голова идет кругом. Они, как слепые кутята, не знают, где будет нанесен следующий удар. Провокация может стоить ему карьеры.