За годы трезвости Дэн заметил одну странную вещь. Когда дела не ладились — например, однажды утром году в 2008, когда он обнаружил, что кто-то камнем разнес ему в машине заднее стекло, — он редко думал о выпивке. Зато когда все шло хорошо, старая добрая жажда каким-то образом возвращалась вновь. Тем вечером по дороге домой из Льюистона, как раз тогда, когда все было просто зашибись, Дэн заметил придорожный бар под названием «Ковбойский сапог» и испытал почти непреодолимое желание зайти. Зайти, посидеть, слушая Дженнингса, Джексона и Хаггарда, ни с кем не общаясь, не ввязываясь в неприятности и просто напиваясь. Чувствовать, как улетучивается тяжкий груз трезвости, — иногда оставаться трезвым было ничуть не легче, чем таскать свинцовые башмаки. А когда в кармане останутся последние пять четвертаков, он шесть раз подряд поставит «С бутылкой виски качусь я в ад».

Дэн проехал мимо придорожного бара, свернул на гигантскую парковку «Уолмарта» по соседству и открыл крышку телефона. Палец замер было над номером Кейси, но потом Дэн припомнил нелегкий разговор в кафе. С Кейси станется возобновить тему, особенно о том, что скрывает от него Дэн. Это ни к чему не приведет.

Видя себя как будто со стороны, Дэн свернул к придорожному бару и припарковался в глубине грязной стоянки. Его ничего не беспокоило. А еще он чувствовал себя как самоубийца, только что поднесший к виску заряженный пистолет. Стекло в машине было опущено, и Дэн слышал, как в баре группа играет старую песню «Дерейлерс» «Все любовники лгут». Играли вполне прилично, а после пары стаканов музыканты вообще покажутся звездами. Там будут дамы, которые захотят потанцевать. В кудряшках, в жемчугах, в юбках, в ковбойских рубашках. Их можно встретить везде. Дэн задумался, какое виски тут подают, и боже-боже, господь всемогущий, как же у него пересохло в глотке. Он распахнул дверцу машины, ступил одной ногой на асфальт и замер, опустив голову.

Десять лет. Десять хороших лет, которые он может спустить в унитаз за десять минут. Это будет легче легкого. Как пчелам мед делать.

«У всякой души есть дно. Однажды перед кем-нибудь ты обнажишь и свое. А если нет, то рано или поздно обнаружишь себя в баре со стаканом в руке».

«И я смогу обвинить в этом тебя, Кейси, — холодно подумал Дэн. — Смогу сказать, что ты лично вложил мне в башку эту мысль за чашкой кофе в „Санспоте“».

Над входом мигала красная стрелка и надпись: «Кувшины по два бакса до девяти вечера! „Миллер лайт“! Заходи, не стой!»

Дэн захлопнул дверцу машины, снова открыл крышку телефона и позвонил Джону Далтону.

— Твой друг в порядке? — спросил Джон.

— Готов как штык, операция завтра в семь утра. Джон, мне хочется выпить.

— О, не-е-е-т! — завопил Джон вибрирующим фальцетом. — Только не бухло-о-о-о!

Жажду как рукой сняло. Дэн рассмеялся:

— Ладно, мне нужно было это услышать. Но если ты еще раз заговоришь голосом Майкла Джексона, я точно запью.

— Слышал бы ты, как я пою «Билли Джин». Я просто монстр караоке. Можно тебя спросить?

— Валяй.

Через ветровое стекло Дэн наблюдал как приходят и уходят завсегдатаи «Ковбойского сапога», вряд ли беседуя между собой о творчестве Микеланджело.

— То, чем ты обладаешь, выпивка его… как бы это сказать… вырубала?

— Глушила. Клала подушку на морду и заставляла биться за каждый глоток воздуха.

— А теперь?

— Я использую свою силу Супермена во имя правды, справедливости и американского образа жизни.

— То есть ты не хочешь об этом говорить.

— Нет, — согласился Дэн, — не хочу. Но сейчас мне легче. Легче, чем я когда-то смел надеяться. Когда я был подростком…

Он замолк. Подростком он ежедневно боролся с безумием. Голоса в голове — это плохо, но видения нередко бывали и того хуже. Прежде он обещал и матери, и себе, что не станет пить как отец, но когда все же начал — в девятом классе, — облегчение было таким огромным, что оставалось только пожалеть, что не начал раньше. Утреннее похмелье было в миллион раз лучше кошмаров всю ночь напролет. И все это подводило к одному вопросу: сколько же он унаследовал от отца? И что именно?

— Что было, когда ты был подростком? — спросил Джон.

— Ничего. Неважно. Слушай, поеду-ка я отсюда. Я сижу на парковке возле бара.

— Правда? — в голосе Джона прозвучал интерес. — Какого именно?

— Забегаловки под названием «Ковбойский сапог». До девяти часов кувшин пива наливают за два бакса.

— Дэн.

— Да, Джон.

— Я знаю это заведение по старым временам. Если хочешь спустить свою жизнь в унитаз, оттуда не начинай. Бабы все сплошь шлюхи на мете, а в мужском туалете воняет ссаными тряпками. «Сапог» только для тех, кто скатился на самое дно.

И снова это выражение.

— У каждого свое дно, — сказал Дэн. — Так ведь?

— Убирайся оттуда, Дэн, — теперь голос Джона звучал предельно серьезно. — Сию минуту. Не тяни кота за хвост. И не клади трубку, пока этот неоновый сапожище не исчезнет из зеркала заднего вида.

Дэн завел машину, выехал со стоянки обратно на шоссе № 11.

— Он удаляется, — начал он. — Удаляется… и-и-и… все, нет.

Дэн ощутил неописуемое облегчение. И горькое сожаление: сколько же двухдолларовых кувшинов можно было бы опрокинуть в себя до девяти часов?

— Ты же не собираешься прихватить упаковку пива или бутылку вина по дороге во Фрейзер?

— Нет. Я в порядке.

— Тогда увидимся в четверг вечером. Приходи пораньше, сварю кофе. «Фолджерс», из особых запасов.

— Буду, — пообещал Дэн.

Когда он поднялся к себе в комнату и зажег свет, на доске было новое послание.

«Я чудесно провела день!

Твой друг,

АБРА»

— Хорошо, дорогая, — ответил Дэн. — Я рад.

З-з-з. Интерком. Дэн подошел и нажал на кнопку приема.

— Салют, Доктор Сон, — сказала Лоретта Эймс. — Мне показалось, я видела, как ты входил. Формально у тебя еще выходной, но не хотел бы ты навестить больного?

— Кого? Мистера Кэмерона или мистера Мюррея?

— Кэмерона. Аззи торчит у него с самого обеда.

Бен Кэмерон лежал в Ривингтоне-1. На втором этаже. Бывший бухгалтер восьмидесяти трех лет с застойной сердечной недостаточностью. Приятный старичок. Хороший игрок в скрэббл и невыносимый противник в пачизи, сводящий с ума своими ходами.

— Уже иду, — откликнулся Дэн. По дороге он остановился, чтобы кинуть последний взгляд на доску.

— Спокойной ночи, детка, — сказал он.

В следующий раз Абра Стоун связалась с ним через два года.

И все эти два года в крови членов Узла верных кое-что дремало. Маленький прощальный подарок от Брэдли Тревора, известного также как бейсбольный мальчик.