— Коза! — Бурундуков с силой бросил трубку.

Служебного телефона не жаль.

Денег ей не хватило! Блин, а когда их ей хватало? Очередную цацку приспичило купить. Теперь житья не даст, пока своё не получит…

Бурундуков вздохнул. Получка была только что и ушла этой самой жене на колье. Да и какая там получка у капитана полиции на низовой работе. Он обвел взглядом ненавистную убогость того учреждения, которое при советской власти называлось «опорным пунктом милиции». С тех пор прошли и года и переименования, а убогая обстановка, считай, осталась той же самой.

Страна поменялась, он сам поменялся — разве в молодости он был такой? Эх, как в молодости было… Многое было, не хуже, а то и лучше, чем у иных — sex, drugs and rock’n’roll…

Бурундуков вздохнул еще раз.

Собственно, вздохнул раз — так, чего не вздохнуть второй, раз начал. Но уже с раздумьем.

Знал он откуда деньги взять. Один из многих обычных способов. И тот, у кого он их возьмёт, тоже это знает. Вернее, знают.

Наряд как раз доставил недавно. Пятеро шалав томились в обезьяннике в ожидании привычной — не первый раз — отмашки.

И отмашка последовала.

— Ну что, бабоньки, по обычной таксе, — вернулась от шефа за лязгнувшую при закрывании решетку та из них, что была постарше.

Бабоньки понимающе закивали, раскрывая сумочки.

Кроме то ли новенькой, то ли приблудной — уже сидела у ментов в воронке, когда их загребли.

— У меня нет денег, — тихо сказала она.

Собиравшая «по таксе» решила сделать доброе дело:

— Ты, похоже, по первости. В этом участке долго оставаться не стоит — легко на субботник загреметь можно.

— Что такое субботник? — вопрос, судя по выражению огромных темных глаз, был задан абсолютно искренне.

Дамы дружно прыснули.

А та, что собирала деньги, пожала плечами. Придуривается эта новенькая, что ли? Ну, как знает, ей тут никто в няньки не нанимался.

— Вас же пятеро! — заявил законную предъяву Бурундуков, неторопливо пересчитав купюры.

И, услышав объяснение, окинул отказавшуюся изучающим взглядом. Похоже, действительно свеженькая. Тоже вариант. Можно сегодня и расслабиться.

— Четверо на выход, она остается.

Девушки простучали «шпильками» к двери на улицу.

Бурундуков продолжал изучать оставшуюся в обезьяннике девушку. Точеная фигурка — но не худая, как раз такое Бурундуков и любил. Волосы черные, как воронье крыло, собраны в хвост. Простое облегающее платье чуть выше колен. Остановившись взглядом на этих коленях, Бурундуков ощутил горячую волну, хлынувшую в пах…

Именно в этот момент входная дверь распахнулась.

Бурундуков обернулся и уперся носом в шкаф.

— Привет, Бурундук, — сказал шкаф, — как тут твоё ничего?

Вслед за этой грудой мышц внутрь с улицы ввалились еще двое.

Бурундуков матюгнулся.

— Глянь, Сыч, — сказал один из вошедших следом за качком, — он, по ходу, не рад нас видеть.

— А я его тоже, положим, без особой радости вижу. Чё мне с него радоваться? Мент — он и есть мент.

— Чего припёрлись? — хмуро поинтересовался Бурундуков.

— Точно, не рад, — бесстрастно констатировал Сыч. — Только мне на твою нерадость нассать. У нас тут с друганами пати. Бабы нужны.

— Нету сейчас.

— Это как это нету? — огромная пятерня легла Бурундукову на погон. — Мы за что тебе платим?

— Да гонит он, — растягивая слова, будто ему лень говорить, заметил третий браток, — вон у него какая цыпа в клетке. А нам отказывает. Небось, для себя бережет.

— Да она только одна, — Бурундукову было ясно, что ему на этот раз обломилось.

— Зато какая! — присвистнул Сыч.

Кейс. В гангстерских фильмах в таком кейсе помещался миллион долларов. Или другая большая сумма. Тим не помнил, какая именно.

Интересно, как бы он поступил, если б знал, что внутри — миллион долларов?

Тим посмотрел на кейс, который держал в руках, и с сомнением хмыкнул.

Ладно, вернемся на землю.

Вот в том — то и дело, что на земле он к таким вещам не привык. Ему больше подходил, да и был привычнее, небольшой рюкзак или спортивная сумка. А с кейсом и в своем повседневном прикиде Тим походил на водопроводчика — они в подобных кейсах инструменты носят.

Ну, водопроводчик, так водопроводчик. Правда, кейс уж больно дорогой — сразу видно, настоящей кожи. И отнюдь не копеечной выделки. Ладно, пусть будет — богатый водопроводчик. В конце концов, кому какое дело.

Тим остановился у огромной витрины и, делая вид, что рассматривает ее содержимое, внимательно изучил обстановку за своей спиной, размыто отражающуюся в толстом стекле.

Ничего подозрительного.

Тим специально не поехал на своей машине. В случае чего, проще было затеряться в толпе и лабиринте проходных дворов, которые он знал тут как свои пять пальцев.

В метро он несколько раз переходил на противоположную платформу и возвращался на пару станций. На троллейбусе проехал три лишние остановки, вернувшись пустынными в это время дворами.

Все было чисто. Хвоста не было.

Только полностью уверившись в этом, Тим направился непосредственно к «Млечному пути».

Вообще — то заведение называлось «На Млечном пути». Но это начальное «на» в разговоре за необязательной надобностью выпадало. «Млечный путь» и «Млечный путь».

Постоянный контингент заведения не очень заморачивался и словом «трактир», предваряющим на вывеске словосочетание «На Млечном пути». Бытовало более короткое и привычное «бар».

Хотя на «трактир» заведение имело право — располагалось в отдельно стоящем двухэтажном доме, второй этаж которого был отведен под комнаты, сдающиеся на сутки, а чаще — на часы.

Контингент, с которым посетители снимали эти комнаты, начинал ловить клиентов уже на подходе.

Тим знал их всех. И его знали. Поэтому, услышав: «Сейчас занят», с предложениями своих услуг не навязывались. Раз Тим сказал, что занят — значит, занят. Дела у человека.

Тим вошел в полутемный зал и сел за столик неподалёку от стойки. Кейс поставил под стол, прислонив к ноге, чтобы чувствовать его присутствие. Кивнул хозяину, протиравшему бокалы за стойкой. Подошедшей хозяйке — она обслуживала столики — сделал свой обычный заказ. Говяжий стейк с зеленым горошком и стопку виски.

И тут же, хотя зал был полон больше, чем наполовину, и уже начинался обычный вечерний шум и суета, увидел её.

Вернее, сначала Тим обратил внимание на поведение Хозяина. Обычно этот человек средних лет,