Молекулы наркотика вели в ее теле свой стремительный броуновский танец — такой быстрый, что даже «застывшее время» не могло остановить его. Пляшущие частицы… Она начала распознавать знакомые структуры, атомарные связи: атом углерода, дрожащая спиральная структура… молекула глюкозы. Затем она натолкнулась на целую цепь молекул — и узнала белковую группу… да, метил-протеинового типа.
Она беззвучно вздохнула про себя, поняв природу яда.
Используя свои психокинетические силы, она вошла внутрь молекулы… подвинула атом кислорода и помогла присоединиться к цепочке еще одному углеродному атому; переместила одну кислородную связь… водородную…
Преобразование распространялось по молекулам яда: происходила каталитическая реакция с быстро расширяющейся реакционной поверхностью.
Застившее время вновь начало приходить в движение. Джессика ощутила, что ее губ мягко коснулась трубка бурдюка, приняв каплю влаги.
Чани берет ее как катализатор, чтобы преобразовать яд в бурдюке; подумала Джессика. Зачем?..
Кто-то помог ей сесть. Она увидела, как к ней подвели Преподобную; Мать Рамалло и бережно усадили на устланный коврами уступ рядом с Джессикой. Сухая ладонь опустилась на ее шею.
Вдруг еще одна психокинетическая точка вспыхнула в ее сознании. Джессика попыталась вытолкнуть ее, но та все приближалась… приближалась…
И они соприкоснулись!
Это было
Теперь, правда, Джессика видела, что Преподобная вовсе не считает себя Старой. Общему внутреннему взору предстал образ: юная девушка, веселая и нежная.
Девушка внутри общего сознания улыбнулась:
«Да, я такова!»
Джессика могла только принять ее слова, но не ответить.
Это галлюцинация, подумала Джессика.
Джессике удалось найти тот голос, которым можно было говорить внутри сознания:
Джессика ощутила, как ее внутренний взор заставили «повернуться» — и увидела еще одну точку, кого-то третьего. Эта точка металась, обезумев, вперед, назад… кружила… Она излучала чистый ужас.
Та, другая, мечущаяся и барахтающаяся точка была теперь совсем рядом. Джессика заставила себя прикоснуться к ней…
Излившийся оттуда ужас почти захлестнул ее.
Тогда она применила единственное известное ей средство:
Литания принесла облегчение, почти покой. Вторая точка притихла, словно прижавшись к Джессике.
«Слова не помогают», — подумала Джессика и заставила себя ограничиться простыми эмоциями, сосредоточиться на них и — излучать на точку любовь, покой, ощущение теплых, защищающих объятий.
Страх уменьшился.
Вновь возникло чувство присутствия Преподобной Матери Рамалло; теперь Джессика ощутила тройное общее сознание — два активных, третье — лишь впитывающее, лежащее неподвижно.
Перед Джессикой стремительно стали разворачиваться воспоминания… Это напомнило ей работу сублиминального проектора, работающего на самом пороге восприятия, на лекциях в школе Бене Гессерит… только еще быстрее, с ослепляющей скоростью.
Но… все было необычайно отчетливым.
Она узнавала каждое воспоминание, приходящее к ней. Вот любовник— сильный, бородатый, с темными фрименскими глазами; и Джессика знала, как он силен и как ласков, и все это промелькнуло в мгновение ока, всплыв из памяти Преподобной Матери Рамалло.
Уже некогда было думать о том, что все это может сделать с ее нерожденной дочерью. Она успевала лишь воспринимать и запоминать. — Воспоминания обрушились на Джессику — рождения, жизни, смерти, важные события и пустяки — время, охваченное одним взглядом.
«Почему запомнилось, как сыплется песок с обрыва?» — спросила она себя.
Слишком поздно поняла Джессика, что происходит, — старуха умирала и, умирая, переливала в нее свою память, как можно было бы перелить воду из одной чашки в другую. И умирая, Преподобная оставила свою жизнь от мига своего зачатия в памяти Джессики и покинула ее сознание.
Да, вся ее жизнь была тут. Даже миг смерти…
«Теперь я — Преподобная Мать», — поняла Джессика.
И измененное сознание сказало ей, что она в самом деле стала тем, чем должна быть Преподобная Мать. Яд-наркотик изменил ее.
В Бене Гессерит, она знала, это происходит не совсем так. Правда, в таинства ее не посвящали, но она знала.
Впрочем, конечный результат был тот же.
Джессика почувствовала, что третья точка — ее дочь — все еще касается ее внутреннего сознания, потянулась к ней — но та не откликнулась.
Чувство страшного, чудовищного одиночества овладело Джессикой, когда он осознала, что с ней произошло. Она увидела свою жизнь замедленной, а все, что ее окружает, ускорилось, и стала видна подвижная игра связей вокруг…
Ощущение сознания, стянутого в подвижную точку, таяло, уходило по мере того, как тело освобождалось от угрозы яда. Но она все еще чувствовала ту,
И тогда от второй точки отражением ее собственных чувств, которыми она утешала дочь, к ней пришел тонкий ручеек любви и утешения.
Но прежде чем Джессика успела ответить, ее охватил адаб — сильное воспоминание, требующее какого-то действия… да, надо что-то делать… Она попыталась понять — что именно, но измененный ею наркотик одурманивал ее, сковывая чувства.
«Я могла бы изменить и это, — подумала она, — могла бы убрать наркотическое воздействие и обезвредить это вещество…»
Но она поняла, что такой поступок был бы ошибкой. «Я прохожу обряд единения с ними».
И теперь она знала, что положено сделать.
— Вода получила благословение, — сказала Джессика. — Смешайте воды, и пусть все они пройдут превращение; да вкусит от них каждый и да воспримет это благословение!
Пусть катализатор делает свое дело, подумала она. Пусть люди пьют — и пусть их сознания станут ближе друг к другу на время. Теперь наркотик не опасен… теперь, когда Преподобная Мать преобразовала его.
Но адаб не отступал — продолжал требовать от нее чего-то. Да, ей надо было сделать еще что-то… Вот только из-за наркотика было очень трудно сосредоточиться.
— Я встретилась с Преподобной Матерью Рамалло, — произнесла Джессика. — Она ушла, но не оставила нас. И пусть память ее будет почтена обрядом.
«Интересно, откуда я знаю эти слова?» — спросила она себя. И поняла, что они пришли из иной памяти — той, которую дала ей Мать Рамалло и которая стала отныне частью самой Джессики. Правда, чего-то еще не хватало…
И эта вошедшая в нее память раскрылась, показывая Джессике колодец, который вел к новым Преподобным Матерям — и внутри каждой скрывалась ее предшественница! Казалось, им нет и не будет конца.
Джессика невольно отшатнулась, испугавшись, что она потеряется в этом океане единой памяти. Но колодец не закрылся; судя по нему, фрименская культура была куда старше, чем она могла предположить…
Перед ней предстали фримены с Поритрина — изнежившиеся, размякшие на этом мягком мире, ставшие легкой и желанной добычей для имперских набегов. Налетчики могли тут жать, не сея, хватать людей и затем основывать колонии на Бела Тейгейзе и Салусе Секундус…
О, как они кричали и стенали
Где-то в глубине колодца раздался отчаянный призрачный вопль:
