Элли обмотала полотенце вокруг тела и завязала его узлом. Она написала записку для Мэдди и прикрепила ее к двери — «Пошла ополоснуться». Потом взяла купальную сумку и проскользнула в ванную комнату.

Открыв полностью краны, она добавила в воду немного масла, шагнула в ванну и опустилась на колени: поднимающаяся вода согревала, очищала и расслабляла ее. Когда ванна наполнилась, она легла, большими пальцами ног закрыла краны и замерла.

Она думала о Пьере. Вспоминая его ласки, Элли пробежала пальцами по своей груди, как это делал он, и, сильно сжав ее ладонями, коснулась соска. Она задрожала от неожиданных эмоций, и непонятный жар охватил ее тело. Она была потрясена этими ощущениями и долго не могла прийти в себя.

Она принялась яростно тереть себя щеткой, наслаждаясь свежим запахом мыла, очищающим ее кожу. Выкупавшись, она закуталась в банную простыню и, быстро проскочив холодный коридор, вернулась в комнату. Она задернула занавески, включила радио и скинула банную простыню, собираясь намазаться кремом.

Элли закрутила в узел волосы, поставила одну ногу на стул, набрала полную ладонь крема и стала осторожно втирать его в кожу, начав с щиколотки и медленно поднимаясь к бедрам.

В это же время Эдвард взбежал по лестнице, быстро прошел по коридору к комнате Элли и постучал в дверь. Никто не ответил. В комнате звучала музыка, но шагов не было слышно. Собираясь уйти, он заметил записку.

«Дьявол! — выругался он — Все против меня». У него не было времени ждать. И тогда он решил сам написать записку. Рванув дверь, он ворвался в комнату и… окаменел. У него перехватило дыхание:

— Элли! О Господи, какое свинство! Я…

Она медленно повернулась.

Он ничего не мог с собой поделать; его взгляд путешествовал по ее прекрасному гибкому телу. Он увидел высокую полную грудь, длинные изящные бедра, узкую талию и восхитительные округлости ягодиц. Он встретил ее глаза и утонул в их глубине. Он стоял не шевелясь, дрожа от возбуждения.

Все тело ее охватило болью, резкой, неожиданной, но такой приятной и восхитительной, что у нее сдавило горло и ослабли ноги. Он продолжал смотреть ей прямо в глаза, проникая в самую глубину ее существа. Он словно нежно прикасался к ней взглядом.

Собравшись с силами, она разрушила этот сладкий плен. Схватив попавшуюся под руку блузку, она быстро прикрылась ею и сразу почувствовала себя больной и обессиленной.

— Элли! Прости… Я… — Эдвард был в замешательстве: его мужское естество билось в оковах одежды, причиняя ему мучения. Эдвард опустил глаза и не поднимал взгляда от пола.

Шея и лицо девушки побагровели от смущения, когда она оценила положение, в которое попала. Ей захотелось свернуться в клубочек и выкатиться из комнаты.

— Я уйду… — с трудом проговорил Эдвард и повернулся к двери.

— Не надо, — остановила его Элли. Она смотрела на его профиль. Темный костюм делал юношу старше, вид его был потрясающим. Ее сердце забилось сильнее.

— Подожди, я оденусь. — Она натянула блузку прямо на голое тело, чувствуя пылающей кожей приятную прохладу хлопка, и сунула ноги в джинсы.

Эдвард ощущал каждое движение девушки, наблюдая затуманенным взором, как одежда скрывает ее ослепительную наготу.

— Я полагаю, что мы отнесемся с юмором к этому курьезному эпизоду? — сказала Элли, передвигаясь по комнате, но в ее голосе веселья не было.

— Да, — согласился Эдвард, натянуто улыбнувшись и пытаясь обрести спокойствие. Он понял: Элли не хотела обсуждать происшедшее.

— И, пожалуйста, без извинений! — Ее равнодушие было наигранным: румянец ярко горел на ее щеках и движения были неловкими.

Приготовив чай, девушка подала кружку Эдварду, и они сели. Он удобно вытянул ноги.

— Ты шикарно выглядишь. Где ты был?

— В Лондоне. На ленче с отцом и его компаньонами. — Он все еще не совсем пришел в себя и от этого был несколько высокопарен. — Я надеялся, когда вошел, и тебя пригласить…

Эдвард остановился. Говоря о причине своего прихода, он неизбежно возвращался к неловкой ситуации, в которой они очутились оба, но он быстро переориентировался.

— Я… надеялся пригласить тебя сегодня вечером пообедать!

Он взглянул на нее. Какое-то время она молчала и глаза ее неестественно блестели.

— Меня уже пригласил Пьер, — нерешительно произнесла она, и в ее голосе прозвучало разочарование.

— Я понимаю. — Эдвард был обрадован, заметив ее колебание, но тут же упрекнул себя за преждевременную радость.

Одним глотком он допил чай, поблагодарил ее и встал, собираясь уходить. Мгновение он смотрел на девушку, сдерживая огромное желание дотронутся до нее, но он знал, что это невозможно. В дверях он спокойно обернулся:

— Желаю тебе приятно провести вечер.

— И тебе тоже, — грустно ответила Элли.

Когда она осталась одна, глубокий стон вырвался у нее из груди.

Сильное физическое влечение, которое она испытала, застало ее врасплох.

Пьер обвел взглядом присутствующих гостей — все их внимание было направлено на него. Он отхлебнул немного вина, прежде чем продолжить рассказ, и ощутил, как под столом Луизина нога нашла его ногу:

— … Так как она не принимала участия в разговоре, то, чтобы вовлечь ее в беседу, Чарли спросил: «Скажи мне, Элли, ты участвуешь в бегах?» Она какое-то время была в замешательстве; представьте себе — с пустым, бессмысленным взглядом и ничего не выражающим лицом! — Пьер попытался изобразить сказанное, а потом продолжал: — И затем совершенно серьезно она спрашивает: «В лошадиных бегах?»

В конце стола громко захихикали.