ближайший к Сашкиному дому винный магазинчик, где покупали «малек», который и распивали из специально захваченных с собой стопочек за магазином в скверике, ведя неспешные разговоры о литературе.
Однажды подходит к ним пожилой человек. Одет опрятно, но бедненько – типичный потрепанный жизнью, спившийся интеллигент. Руки трясутся с похмелья, глаза неспокойные. Кажется, чихни погромче – и он тут же брякнется с разрывом сердца. В общем тот еще доходяга.
– Ребята, налейте, пожалуйста, – потянулся он к стоящей на скамейке бутылочке. – У меня деньги есть, честное слово, только там очередь… – беспомощный взгляд в сторону магазина. – А мне прямо сейчас надо.
– Скажешь первый закон Кирхгофа, бесплатно нальем, – отвечает ему уже поддавший и оттого вальяжный Головин.
– Алгебраическая сумма токов в любом узле любой цепи равна нулю. То есть сколько тока вошло в узел, столько тока из него и вышло, – не моргнув глазом ответил алкаш.
После чего обалдевшие ребята ему, естественно, налили.
Оказалось, бывший учитель физики! И вообще интересный человек.
А Головин, придя в себя от первого потрясения, совершенно напрасно не объявил себя ясновидящим, потому как углядеть в спившемся доходяге интеллигента в прошлом – не ахти какой фокус. Другое дело – распознать в старом заурядном алкаше конкретно бывшего учителя физики!..
Раскрутился бы как провидец – большие деньги мог зарабатывать. Эх, Головин!!!
Головин и «Борей»
Впервые я услышала эту историю из уст самого Андрея Головина. Помню, в тот день мы: я, Андрей и Вовка Кочемазов куда-то спешили, может на ЛИТО к Тане Семеновой в ДК «Красный Октябрь». Сейчас оно называется «Петровский остров». Или Торгашин[34] очередной сходняк собирал, не суть. В общем оказались втроем на Литейном, и я предложила зайти в «Борей», все равно мимо идем. А там уютное кафе, можно посидеть и спокойно обсудить новости.
– В «Борей» мне после одного случая путь заказан, – ответил Андрей, а Владимир подтвердил, что это действительно так. – Персона нон грата. Такие дела, а если не веришь, спроси у Саши Смира. Он тому свидетель, поскольку присутствовал во время инцидента и, вопреки обыкновению, еще не был настолько пьян, чтобы ничего не помнить.
А потом Андрей рассказал, отчего «Борей» для него запретен. Сначала он, а через годик-другой и Саша поделился воспоминаниями.
История произошла в 1996 году в «Борее». После презентации книги Андрея Курсанова «Русский авангард» народ продолжил общение в крошечном борейском кафе, под кирпичными сводами которого уже давно не было сидячих мест. Люди стояли, но это никого не смущало. Обсуждали книгу, общались, кивали вновь прибывшим – словом, творилась нормальная тусовочная жизнь.
Чуть в стороне от остальных переминался с ноги на ногу поэт Андрей Головин, который успел уже немного «принять на грудь» и, ощутив в себе кураж, пытался найти какой-то предлог, с помощью которого он сможет обратить на себя внимание присутствующих и тем самым как бы представиться. Вполне нормальное желание для того, кто впервые попал на праздник, на котором все всех знают, а он не знает почти никого, разве что Сашу Смира. Да только где он? Болтает с незнакомыми Головину людьми, смеется, подписывает какие-то книжки, получает что-то в ответ… Вскоре повод выделиться отыскался сам собой. Зазвенел в кармане мобильник. В то время мало у кого были такие штуки, и народ невольно обернулся на новичка. Звонила жена Андрея, но, поймав заинтересованные взгляды, Головин уже не желал терять их. Поэтому он, снизив громкость голоса до громкого шепота, затараторил:
– Да, дорогая, торчу с этими чертовыми поэтами, – он прикрыл трубку ладонью, отчего вдруг сделался еще таинственнее. – И это я! Я, полковник КГБ с выслугой лет, должен выслушивать всю эту хрень, вместо того чтобы уже быть с тобой, дорогая, в постели. Ну, не обижайся. Ты же понимаешь – служба. Ты ведь у меня умненькая. Ну потерпи еще немножко. Скоро я закончу и – домой. Целую, дорогая.
Закончив разговор, Андрей поднял глаза на зал. Мертвая тишина. Все присутствующие молча смотрели на Головина. И было на что посмотреть: достаточно высокий поэт Головин носил короткую стрижку «под бобрик» и был одет в черный длинный плащ. Добавьте к портрету мобильный телефон, тогда еще редкость. Плюс – и это главное – все то, что он сам о себе только что наплел.
– В зале было полно людей в возрасте, – вспоминает Смир, – тех, кто знал не понаслышке, что такое рука КГБ; перестройка перестройкой, а куда страх-то девать?..
Андрей стремительно трезвел, с ужасом понимая, что в его дурацкую шутку поверили.
– Да нет, ребята, – он попытался отмахнуться от чего-то невидимого. – Да вы что, поверили? Это же шутка… – Головин вымученно улыбнулся. – Я такое же говно, как и вы. Я такой же поэт…
В «Борее» Андрей Головин больше не появлялся. Да и приведший «агента КГБ» Александр Смир несколько лет обходил арт-галерею стороной.
Никто не поверил, что это была просто дурацкая шутка.
Городская реклама
На объявлении нарисовано нечто круглое, вроде кулака. Рядом с картинкой огромными, бросающимися в глаза буквами: «ВРЕЖУ!»
Не поверила, подошла ближе. То, что я приняла за кулак, оказалось широкой частью ключа.
Котельная ДГ
В конце 80-х – начале 90-х поэт Дмитрий Григорьев и писатель и переводчик Евгений Кушнер, сын известного поэта Александра Кушнера, работали в соседних котельных на территории питерского Адмиралтейства. И оба любили пошутить.
А надо заметить, что Евгений обладает замечательным даром имитировать разные голоса. Однажды он позвонил в котельную, где гуляла компания писателей и художников[35] , и голосом следившего за порядком в котельных старшего мастера Ивана Павловича Шкирки заявил:
– Хватит водку жрать, надо и за приборами следить!
– А я и не пью, Иван Павлович, – голосом, очень похожим на трезвый, ответил взявший трубку оператор.
– Как же «не пью», когда я ясно вижу, что у тебя стакан в руке! Сейчас же поставь на место!
Самое смешное, что ответивший ему оператор действительно держал в этот момент в руке стакан.
Такие же безобидные шутки проделывались и над самим Кушнером. Однажды Дима Григорьев нашел на помойке манекен, одел его в ватник, шапку-ушанку на голову нахлобучил и посадил за стол. Получилось, будто бы оператор над журналом склонился. Затем позвонил Жене в соседнюю котельную и заголосил:
– Женя, тут такое случилось, просто ужас! – а зубы якобы с перепугу друг о дружку стучат. – Женька, приходи! Без тебя никак! Приходи быстрей!
Сказал и в укромном местечке за трубами спрятался.
Женя Кушнер свою котельную бросил и прибежал буквально через минуту. Входит и видит: за столом сидит Дима Григорьев. Шапка, ватник – все как обычно. Но недвижим. И тишина. Только и слышно, как котлы гудят.
Кушнер осторожно подходит, теребит за ватник.
– Димка, Димка, что с тобой?
Тишина. Пустая котельная, и друг за столом сидит, то ли в глубоком обмороке, то ли мертвый. Страашно!
Тут «сердобольный» Григорьев не выдержал и вышел из своего укрытия.
– Женька!
Кушнер еще больше испугался. Чуть в обморок не упал.
Потом вместе посмеялись.
И все бы хорошо. Ну, напугал и напугал – ерунда. Но на беду себе решил Дима из этого манекена инсталляцию у дальней задвижки сделать. Поставил его как оператора, который эту самую задвижку крутит. Вид у него вполне человеческий получился – в ватнике, в шапке. Человек, который в этой котельной впервые, вполне и спутать может.
