– Я достиг всего, чего хотел, и больше писать не буду.
И исполнил сказанное.
Фантаст-инопланетянин
Неоднократно во время конвентов Олексенко спорил с фэнами о том, есть ли у фантаста Николая Чадовича пупок или нет, – рассказывает Александр Сидорович.
– Как нет? У всех есть! – не понимаю я.
– Обычно спор проходил уже после того, как друзья изрядно наклюкались в одном из номеров, а стало быть, страсти кипели. Каждый желал доискаться до правды и, как можно скорее получить свой выигрыш – выпивку или небольшую денежку.
Постепенно градус накала страстей возрастал, и в 4–5 утра вся компания врывалась в номер мирно спящего фантаста с требованием немедленно показать живот.
Чадович задирал футболку и… пупка действительно не было! Хорошее начало для фантастического рассказа – среди фантастов затесался инопланетянин или выращенный в колбе андроид. Но…
Вместо пупка через весь живот Чадовича красовался шрам от недавней операции.
Проигравшие платили Олексенко, а тот затем, уже приватно, делился деньгами и выпивкой с Николаем Чадовичем. Говорят, что подобный трюк они проделывали часто.
История, рассказанная Сидоровичем, произошла на 11-м «Интерпрессконе», на который приехал Николай Чадович, – подтверждает версию Александр Олексенко. – После некоторого количества возлияний и кулуарных разговоров Чадович вдруг сообщил присутствующим, что он инопланетянин.
Все посмеялись, чего только не услышишь от брата-фантаста, да еще и под стакан, но Николай сделался вдруг серьезным, не желая поддерживать общего веселья.
– Я действительно внеземное существо. Инопланетянин, – делая ударение на каждое слово, сообщил он, – имею тому полное подтверждение. У меня нет пупка.
– Что за бред, у всех есть пупок.
– У людей – да, у всех. Но я не человек – я существо Галактики, – сказав это, Чадович задрал футболку и продемонстрировал собравшимся свой объемистый «мозоль». Пупка не было!
Все замолкли и даже чуть протрезвели. Впрочем, недоумение длилось не слишком долго. Олексенко пригляделся и увидел длинный вертикальный шрам, тянувшейся через весь живот Чадовича.
– Он попал под разряд тока, работая в троллейбусном парке, – уточняет Сидорович.
– Пообщавшись еще в этой компании, я отправился в другие номера, – продолжает Олексенко. – Настроение было хорошее, хотелось продолжать веселиться и веселить других. Поэтому в первой же компании я рассказал, что среди нас живут инопланетяне и один из них – Николай Чадович. После чего все желающие поспорить на бутылку пошли в номер к уже уснувшему Чадовичу и разбудили его. А затем я задрал Чадовичу футболку. Люди ахали и проставлялись. Вообще на конвентах народ, как правило, и так не жадничает, но тут было что-то необыкновенное. Приколовшись над компанией, я шел к следующей, неся «благую весть» о посетивших конвент пришельцах.
После второй компании Олексенко шел в третью, затем в четвертую. И всякий раз направляющаяся к Чадовичу делегация была больше прежней, причем уже раз узревшие чудо беспупкового живота шли опять и опять, заранее хихикая украдкой и предвкушая реакцию новичков.
Сам Чадович поначалу с радостью включался в игру, но, когда под утро его в пятый раз разбудила толпа в десять человек, веселья в нем заметно поубавилось.
Тем не менее, за недолгое время конвента Олексенко умудрился сводить на паломничество к животу Чадовича огромную массу людей, каждый из которых стремился наградить живот Чадовича все новыми и новыми неизвестными до этого фантастическими подробностями.
Если слишком долго ждать звонка из издательства, сидя у реки, то можно увидеть проплывающий мимо тебя труп твоего любимого редактора.
Нет! Хватит ждать. Пойду звонить Нову.
Олексенко
«Интерпресскон» в Разливе. Борис Натанович и Александр Сидорович направляются в номер оргкомитета подписывать дипломы. Сидорович нажимает на кнопку лифта, двери открываются. В кабинке стоит полуголый Олексенко, который замечает Стругацкого, смущается и торопливо уезжает прочь. Переглянувшись и пожав плечами, Борис Натанович и Александр подходят к другому лифту, который тут же открывает перед ними дверь. В кабине все тот же Олексенко, и вид его нисколько не изменился.
Поняв, что он снова нарвался на начальство, Олексенко судорожно давит на кнопки лифта и уезжает во второй раз, оставив членов оргкомитета ни с чем.
Созерцающий звезды
«Интерпресскон» 2007, май, но холодно, тучи черные низко нависли, и снежок меленький прямо в раскисшую почву. Брррр… После банкета Волков с Ерпылевым отправились вокруг дома отдыха пройтись. Кружок сделали и будет. Быстрее в корпус, пока уши не отморозили. Тут глядь-поглядь, перед входом на скамеечке лежит Сидорович в джинсах и джинсовой рубашке, раскинулся вольготно, спит и холод ему нипочем.
Мороз, колотун. Замерзнет же человек! Начали они его расталкивать да поднимать, а в ответ: «Да все хорошо. Я тут просто на звезды любуюсь».
Темное, низкое небо все в тучах. Порою летают одинокие снежинки…
Везде и нигде
«Роскон». В одном из номеров сидят Андрей Ерпылев, Сурен Цормудян, Федор Березин, Алексей Волков. Входит пьяненький Сидорович. Выпивает со всеми рюмку, уходит. Через какое-то время заканчивается выпивка и вся компания дружно перебирается в другой номер. Входит Сидорович, выпивает рюмку, молча удаляется.
Через некоторое время вся компания в прежнем составе снимается с места и отправляется за новыми впечатлениями на другой этаж. Входит Сидорович, с удивлением оглядывает собрание и: «Почему вы живете везде, а я нигде?»
Эти глаза напротив
У Михаила Веллера есть рассказ, где в двух последних абзацах рассказывается о том, сколь безумное впечатление Веллер произвел на жену своего друга, прекрасную зеленоглазую Татьяну, которая весь вечер смотрела на него, не в силах отвести глаз.
Дочитав до последней строчки, Дмитрий Вересов отложил книгу и, не сходя с места, позвонил Татьяне.
– Танька! Когда ты познакомилась с Мишкой Веллером, ты что, действительно смотрела на него весь вечер? Как он пишет, «была сражена его красотой»?
– Нет, – должно быть, удивилась Татьяна, – просто накануне мне кто-то шепнул, будто бы он голубой. А я была тогда наивная советская девочка, и мне было просто интересно, как эти голубые едят, как они разговаривают, поэтому я за ним весь вечер и наблюдала.
Спустя некоторое время Вересов передал Танины слова Михаилу.
И что же Веллер, вы спросите? В новой редакции концовка рассказа была переписана. Текст звучал теперь приблизительно так: она смотрела на меня весь вечер не отводя взгляда, потому что какая-то сволочь накануне сказала, что…
Гнусный поклеп!
Вот это значит посвятила…
Молодая амбициозная поэтесса Яна Б., истая поклонница поэта К., как-то раз посвятила ему стихотворение. Она описала осеннее ненастье, через которое идет одинокая девушка с томиком поэзии в руках.
К. с благодарностью принял протянутый ему листок. Но, едва начав читать, с отвращением отбросил его и молча покинул помещение ЛИТО.
Разумеется, листок был подобран и изучен.
Запись начиналась словами: «Дорогому учителю К., поэту божьей милостью посвящается». А следом: «Слякоть противная под ногами…».