— А как бы вы могли охарактеризовать Морозову? — спешно произнесла я. — Какие качества и черты характера ей были присущи?
Костромов не успел ничего ответить, как Маринка попросила:
— Можно я вас покину на пару минут. Мне нужно э… в ванную комнату.
— Это вторая дверь от входной, — пояснил ей мужчина, а затем стал отвечать на ранее заданный мной вопрос.
Я фактически не слушала его, краем глаза наблюдая за тем, как Маринка выходила из комнаты. Я не понимала, зачем ей понадобился этот трюк, но и спросить пока тоже ни о чем не могла. Приходилось продолжать отвлекать Костромова от всего остального, и Кряжимский мне в этом помогал.
Подобным образом мы развлекались несколько минут, пока вновь не вернулась Маринка, которая, приземлившись со мной рядом с хитрой улыбкой на губах, спросила:
— А что любила носить ваша знакомая? Я имею в виду украшения, — пояснила она зачем-то.
Костромов усмехнулся.
— Это вопрос не ко мне. Вы бы лучше у ее подруг об этом спросили, — стал уходить от прямого ответа хозяин!
— Мужское мнение куда интереснее, — продолжала выпытывать Маринка. Я с интересом наблюдала то за ней, то за Костромовым, не понимая, какую игру ведет каждый из них. — Так все же, какие из ее украшений вы помните?
Костромов немного погрустнел и принялся описывать какое-то колечко с бриллиантиком.
— Его ей вроде бы бывший муж дарил. Она редко его надевала, но я запомнил, потому что мы его однажды на паласе искали, когда она уронила.
— Да? — хитро щурясь, переспросила Широкова. — А что было потом? Нашли?
— Да, я его нашел и отдал ей, — глядя на Маринку в упор, ответил Костромов.
— Тем более странно, — теперь уже посмотрев на нас с Кряжимским, заметила Широкова, — что оно делает сейчас у вас. — И она раскрыла передо мной свою ладонь, на которой лежало то самое, только что весьма точно описанное кольцо. — И не оно одно, — продолжила Маринка дальше. — Мы нашли у вас и много других интересных вещиц, включая деньги. Не объясните ли, откуда это все у вас?
На лице Костромова застыл ужас и страх одновременно. Он не знал что делать, что говорить и как на все это реагировать. До него еще только доходило, что он раскрыт и дальнейшие попытки очистить себя бесполезны. Мы все трое упрямо смотрели ему в лицо, ожидая, что он скажет. Но Костромов не пожелал ничего говорить, он резко вскочил на ноги, метнулся к дверному проему, но не успел выскочить, и только попятился назад: в комнату входил Виктор, заслонив собой выход.
— Ну, все, козлик, — ласково пропела Маринка. — Доплясался. Давай теперь, рассказывай, откуда у тебя тут вещи, принадлежащие Морозовой. И не говори, что они не ее, мы видели списки украденного и точно знаем, что и к чему.
— Я так и знал, что вы из ментуры, — злобно сверкая глазами, бросил Костромов, затем безнадежно рухнул на диван.
Я не говорила ничего, даже не опровергала слов о милиции. Пусть думает так, как ему хочется, главное чтобы результат был.
— Я ее не убивал, — произнес он спустя некоторое время, не глядя на нас. — Точнее, я не хотел, чтобы она умерла, так получилось.
— Как именно? — спросила я.
— Я задолжал крупную сумму денег. Случайно разбил машину одного нового русского, и тот на меня наехал, пригрозив, что, если не отдам триста штук, мне не жить. Я испугался, стал искать деньги — да где такую сумму в кратчайшие сроки возьмешь. А тут его мордовороты подваливают, меня у подъезда избивают и говорят, что, если не принесу деньги завтра, мне конец — даже трупа не найдут. — Костромов вздохнул. — Я не знал, что делать. А потом вдруг вспомнил, что Мария деньги сыну на квартиру копит, ну и решил у нее взаймы попросить. Пошел к ней, ну и…
— Она не дала и ты ее сразу грохнул, — досказала Широкова.
— Нет, не совсем так, — замотал головой мужчина. — В общем, я туда пошел в подпитии, ну, слегка… Когда пришел, она меня впустила. Я ей свою беду рассказал, попросил дать денег взаймы. А она говорит, что у нее через три дня сделка планируется и что мне лучше не бабки искать, а в милицию пойти. Может, она и права была, но я испугался, что, пока милиция телится, меня пришьют где-нибудь. Поэтому стал на нее давить. Ну, с жару ляпнул, что сынка ее пришью, если не даст. Она на меня с кулаками кинулась: мол, только тронь, сам трупом станешь, ну, я силы-то не рассчитал и оттолкнул ее. Она отлетела, ударилась обо что-то головой и сознание потеряла. Я и не думал тогда, что она умрет, уверен был, что просто временно вырубилась. Даже проверять не стал, сразу по хате шарить начал. Ну и собрал все, что нашел, включая деньги. Их отдал, добавил из тех, что у самого были, а драгоценности оставил, побоялся сбывать. А надо было…
— А почему на встречу с нами согласились? — опередил меня Сергей Иванович. — Думали, что виновный уже найден и ожидает наказания? Вы знали, что Бабенкову обвинили в этом убийстве?
— Нет, я ничего не знал, — замотал головой Костромов.
— Врешь, ты же ее и подставил, чтобы от себя подозрение отвести, — не поверила ему Маринка.
— Да не подставлял я никого, — занервничал Костромов. — Я как квартиру покинул, больше в тот район ни разу не заезжал. И на похороны не пошел, так как совесть мучила. Боялся, что не выдержу, прямо там и сдамся. Я ж не со зла, так получилось. Я и деньги-то ей вернуть потом собирался, честно…
— Вы не ответили, почему согласились общаться с нами? — напомнила я вопрос Кряжимского, так как пока этот момент оставался неясным.
— Хотел хоть что-то доброе для нее сделать, — опустил глаза Костромов. — Сказать, какая она хорошая, какая замечательная.
— То есть свою совесть очистить? — догадалась Маринка. — Мило, ничего не скажешь. Сначала замочить, а потом каяться.
— Да я же не хотел, понимаете вы, — снова завел ту же песню мужчина. — Так вышло. Я где-то в глубине души даже рад, что вы меня раскрыли. — Он вздохнул. — Лучше уж отсидеть свое, но зато потом свободным и чистым быть.
— Чистым уже не получится, молодой человек, — не согласился с ним Кряжимский. — Кровь она веками не смывается.
Мужчина испуганно посмотрел на нашего старейшину, но ничего не сказал. Несколько минут все молчали. Теперь уже было ясно, кто убийца и почему он это сделал. Но все же то самое, ради чего нас наняли, — выяснить, кто и зачем подставил Светлану Ивановну, пока продолжало оставаться тайной за семью печатями, и я слабо верила в то, что Костромов имеет к этому какое-то отношение. Его рассказ показался мне вполне правдивым и не надуманным, так что сомневаться в нем я не могла.
— Вы сдадите меня милиции? — подал голос Костромов через пару минут.
— Вы же сами только что сидеть просились, — усмехнулась ему в ответ Широкова. — Или уже передумали?
— Да нет, — вздохнул Костромов и почему-то посмотрел на меня, словно ожидая, что я сейчас скажу, что мы его прощаем и отпускаем. Но я сказала совсем другое:
— Так вы действительно не знаете, кто такая Бабенкова?
— Впервые слышу эту фамилию.
— А фамилия Монетов вам о чем-нибудь говорит?
— Тоже нет.
— Тогда, может быть, вы видели, кто проживает рядом с квартирой Морозовой? — не отступала я.
— Видел девочку какую-то, мужика и одну женщину, — вроде бы честно ответил Костромов. — А что такого-то?
— То, что соседку Морозовой кто-то подставил под совершенное вами убийство, обвинив во всем, — пояснила я на этот раз. — И мы были уверены, что это сделали вы, чтобы сбить милицию со следа.
— Какое там, я на улицу выходить боялся, все ждал, что за мной придут. Где уж там о каких-то подставах думать, — взмахнул руками мужчина. — И потом, если бы и задумал чего, то уж скорее против