черной униформе увлекли свой груз в портал грузового лифта.

Вереница лимузинов уже выстроилась у парадного крыльца ритуального зала. Десятки бледных лиц провожали гробы пустыми взглядами своих глаз. Родные покойных всегда приезжают задолго до церемонии. Это важно – поддержать друг друга и помочь своим участием пережить шок осознания того, что мир с этого момента уже никогда не будет прежним.

Вздохнув, Игорь щелчком отправил недокуренную сигарету за окно, оправил халат и решительно шагнул к двери.

Внизу его ждала работа.

Вытяжные вентиляторы работали на полную мощность, и запаха в кондиционированном воздухе секционного блока почти не чувствовалось. Это не были отголоски тяжелого смрада разложения, и не было пыльным запахом истлевшей до состояния мумификации плоти. Легкий сладковатый аромат напоминал запах увядающего цветника. Очень символично, подумал Игорь. Что может быть лучшим символом безвременно погибшей любви, чем мертвые цветы?

Гробы, все еще закрытые, покоились на постаментах в тихом полумраке предсекционной. Приглушенный свет точечных светильников превращал темный потолок в усыпанное звездами небо. Негромкая умиротворяющая музыка создавала нужное для работы настроение, успокаивая нервы, упорядочивая мысли и настраивая их на философский лад.

Оставив одежду в личном шкафчике раздевалки, Игорь натянул на себя отчаянно шуршащую ткань одноразового защитного комплекта, прикрыл глаза черными наростами гоглов и пришлепнул к мягкому небу податливый комочек вокодера, прежде чем спрятать лицо под прозрачным забралом маски. Тщательно вымыв руки до локтей в трех сменах растворов антисептиков и высушив их под ионным феном, раскатал до плеч мембраны перчаток, поросшие с ладонной поверхности мириадами ворсинок-микроманипуляторов. Затем прошел сквозь защитные занавесы шлюза – ультрафиолет, ионизирующее излучение, гамма-лучи – в стерильную среду секционной.

– Я готов, – сказал он в пространство.

Отделенные от него прозрачной стеной постаменты с установленными на них гробами пришли в движение. Мембраны грузового шлюза слизнули с поверхности лакированного дерева все мельчайшие частицы кладбищенской земли. Мощные потоки воздуха, направленные форсунками, выдули из всех щелочек невидимые глазом пылинки. Распыленные аэрозоли смыли с гладкой поверхности любой намек на присутствие чужеродной органики, угрожающей содержимому гробов.

Оказавшись среди кафеля и полированного металла секционной, постаменты замерли. Игорь вскинул руки в дирижерском жесте и чуть шевельнул пальцами. Потолок секционной ожил, наполнив пространство едва слышным жужжанием микроскопических сервомоторов и шумом гидравлической жидкости. Касанием языка к небу Игорь переключил воспроизведение музыки на внутреннее ухо, и негромкие звуки скрипичного концерта заполнили пространство под сводами его черепа. Повинуясь жесту, вспыхнули бестеневые лампы, залив помещение не раздражающим глаза светом.

С тихим двойным щелчком, тут же утонувшим в резком шипении декомпрессии, открылись крышки гробов. Спустившиеся с потолка механические руки подхватили их и унесли прочь. Другие, более изящные суставчатые манипуляторы нырнули в недра ненужных более произведений ритуального искусства и извлекли оттуда покрытые инеем тела, бережно перенеся их на гладкую металлическую поверхность секционных столов.

Игорь шагнул в проход между столами и остановился, разглядывая лежащих на них мертвецов.

Жених лежал по левую руку от него, невеста – по правую. Действительно, красивая пара, подумал Игорь. Были красивой парой, поправил он себя. Пока смерть не разлучила их….

Родные покойных рассказывали, что церемония регистрации брака так и не состоялась. Несчастный случай на оживленном автобане. Столкновение лимузина с автопоездом. Без выживших.

Их так и похоронили: его – в строгом костюме с розой в петлице, ее – в роскошном свадебном платье. Некогда ослепительно белое, с прошествием времени оно потускнело, и ткань приобрела благородный оттенок слоновой кости. Цвет платья удивительно хорошо сочетался с восковой бледностью мертвого лица, проступавшей сквозь отслоившиеся чешуйки посмертного грима, призванного скрыть причиненные травмой увечья.

Повинуясь жесту Игоря, манипуляторы освободили тела от одежд, и смерть в который уже раз открылась его глазам во всей неприглядной беззащитности мертвой наготы.

Тела были едва тронуты тлением. Это проявлялось лишь в черной сетке подкожных сосудов, проступавших сквозь бледность кожи, да в тенях пятен давно разложившейся крови, пропитавшей ткани в отлогих местах после того, как два сердца перестали биться.

Тогда, двадцать лет назад, кто-то хорошо поработал с родными, убедив их не жалеть средств на обеспечение сохранности тел. О да, тогда мы работали на перспективу, улыбнулся Игорь. Методики были в процессе теоретической разработки, и удачные эксперименты над отдельными клетками и тканями мало кого могли впечатлить, кроме людей сведущих. Таких были единицы, а проекту необходимы были финансовые вливания, причем немалые. Кто-то мудрый умудрился развернуть в нужных кругах рекламную кампанию, не делая результаты работы достоянием широкой общественности. Все прекрасно понимали, что технология еще долгое время будет доступна лишь узкому кругу состоятельных людей, и лишь компенсировав затраты на свое создание, обратится к простым смертным лицом.

Или лучше сказать – посмертной маской?

Отстраненные размышления не мешали рукам Игоря заниматься привычной работой. Скупые жесты, отточенные тысячами подобных процедур, приводили в движение сложнейшую машинерию операционной. Потолок помещения жил, казалось, своей собственной жизнью, выпуская в точно рассчитанный момент щупальца нужных манипуляторов, хоботы катетеров и трубопроводов, лианы электродов и инфузоров – и втягивая их в себя вновь, стоило им выполнить свою задачу.

Сверкающие лезвия аккуратно рассекли грубые стежки скорняжных швов, сводивших края старых секционных разрезов. Лопатки расширителей и зловещие гребенки мышечных крючьев развели края длинных – от шеи до лона – ран, открывая взору мешанину органов, которые были извлечены из тел двадцать лет назад, а после проведения необходимых исследований возвращены на место – впрочем, уже вне установленного природой порядка.

Игорь отметил, что вскрытия, проведенные когда-то судебными медиками, были выполнены в соответствии с усовершенствованной процедурой, которую в то время потом и кровью старались повсеместно внедрить его коллеги. Согласно протоколу этого исследования, органы, извлеченные из тел, не превращались в процессе изучения в кровавое месиво чередой параллельных линейных разрезов с целью наиболее тщательного протоколирования произошедших в них посмертных изменений. Они лишь всесторонне измерялись, просвечивались лучами сканеров и пронзались иглами датчиков, после чего консервировались введением в них специально разработанного бальзамирующего состава. Все это позволяло сохранять органы относительно неповрежденными в течение длительного времени.

Времени, достаточного для того, чтобы процедура стала, во-первых, осуществимой, а во-вторых – доступной.

Первый этап потребовал десятилетия. Второй – еще одного.

Впрочем, не так уж и много для победы над смертью?

Сверкающие манипуляторы рядами выкладывали на препаровальные столики извлеченные из тел пакеты разных размеров и форм, помеченные знаками биологической опасности. Искусственные пальцы освобождали органы от покрова биомембран, омывали их подогретым физиологическим раствором и выкладывали причудливой страшноватой мозаикой на зеркальных столешницах.

К головам покойных спустились складные штанги, увенчанные вращающимися дисками и приспособлениями, напоминающими инструменты из арсенала цирюльника. Несколько мгновений спустя аккуратные разрезы отделили плоть от кости, и черепные коробки показали свое пустое нутро.

Скрипки неистовствовали. Потолок операционной ощетинился бесчисленным множеством бешено извивающихся конечностей и тысячами оптических сенсоров. Опрокинутый лес механических рук скрыл от глаз Игоря разложенные на столах органы и развороченные повторным вскрытием остовы тел. Гоглы передавали на сетчатку расколотое на тысячи сегментов изображение, которое мозг привычно складывал в единую понятную для себя картину. Чувствуя себя в такие моменты всемогущим насекомоподобным