Кажется, в истории полка сыграли роль обе эти причины. Отец на эту тему особо не распространялся, но иногда бурчал по адресу комиссара полка: «Как дело до наград дойдет — представления не подписывал. Из-за него полк никакого отличия не получил, а другие стали гвардейскими. Когда наших летчиков переводили в другой полк, они там Героями становились, а в нашем полку — ни одного».
Действительно, упоминавшиеся летчики А. Г. Лукьянов и Н. Г. Щербина начали войну, добились первых побед и получили первые награды в составе 34-го иап. Затем их перевели в сформированный на базе одной из его эскадрилий 35-й иап, где, имея те же показатели боевой работы, что и у многих оставшихся, стали Героями Советского Союза. Так же как и выходцы из 34-го полка летчики Л. П. Кальян, П. П. Калюжный, В. П. Орешкин.
А насчет «проштрафились»… Отец рассказывал, что однажды, в самый тяжелый период обороны Москвы, осенью 1941 г., полк получил приказ перебазироваться на восток, за Москву. Командование, видимо, решило укрепить Восточный сектор ПВО Москвы, в составе которого находилось всего два полка, включая «придворный» 16-й иап. Летчики взбунтовались и отказались перелетать туда. Одна из причин была в том, что многие из них были москвичи, у которых, как, например, у отца, в Москве были матери, сестры, другие родственники.
Летчики посчитали, что, выполняя этот приказ, они будут прятаться за спины своих родных и, как говорил отец, немного «побузили» — перестреляли из пистолетов несколько фонарей у штаба. Комиссар доложил «наверх»: «Полк отказывается выполнять боевой приказ и оказывает вооруженное сопротивление». На грузовиках приехала рота автоматчиков НКВД и оцепила бунтовщиков. По словам отца, на их счастье, старшим в этой карательной команде был пожилой, рассудительный майор госбезопасности, который собрал летчиков и спросил:
— Почему бунтуете?
Те объяснили.
— Да-а, если бы все так бунтовали и не выполняли приказы, то, может быть, и дела у нас были бы лучше. Хрен с вами — воюйте здесь. Я доложу куда надо.
Забрал автоматчиков и уехал. Но там, где надо, запомнили: правильно или нет, но полк бунтовал, приказ не выполнял. Поэтому полку — гвардейское звание? Его летчикам — награды? Заслужили, конечно. Но в другой раз.
На одной из встреч ветеранов полка зашел разговор на эту тему — о том, что боевые заслуги полка и его летчиков были недооценены. Отец встал с рюмкой в руке и обратился к однополчанам:
— Ну, что вы, как дети, обижаетесь — наградами обошли? Посмотрите в окно, на Москву. Мы знаем, что немецкая авиация хотела и могла с ней сделать. Но мы ее защитили — это наша главная награда. Остальное — ерунда. Давайте выпьем за Москву!
Известно, что начальник германского Генерального штаба Сухопутных войск генерал Гальдер 8 июля 1941 г. записал в служебном дневнике:
Перед первым налетом на Москву, Кессельринг обратился к экипажам:
С июля 1941 г. по апрель 1942 г. было отражено 134 налета немецкой авиации на Москву, в которых участвовало около 9 тыс. самолетов. Из них менее 3 % прорвалось к Москве. 1076 самолетов противника были уничтожены истребительной авиацией. После этого немецкое командование отказалось от налетов на Москву, и до 1944 г. был отмечен 2391 полет только немецких самолетов-разведчиков.
Чтобы закончить тему о наградах, следует сказать, что отец гордился своими двумя боевыми орденами, даже по внешнему виду которых знающий человек мог определить, что они получены в не щедрое на награды время. Орден Красного Знамени у него был «на винте», без колодки для орденской ленточки, а орден Отечественной войны I степени, наоборот, был, в отличие от более поздних серий, на колодке с красной ленточкой. В последующие годы он был награжден и другими орденами, которые не считал боевыми, как и свою медаль ЗБЗ — так, по его словам, летчики называли медаль «За боевые заслуги». Ценил он медаль «За оборону Москвы», остальные называл пятаками, но, думаю, в этом было больше бравады, чем сарказма или иронии.
1945 год
С начала года до апреля — инструкторские и тренировочные полеты. Затем полк получил приказ грузиться на эшелоны и перебазироваться. Куда? Никто точно не знал. Предполагали, что в Югославию. 10 апреля в 23.15 со станции Клин полк тронулся на новое место дислокации. На следующий день все поняли — «поезд идет на восток», на Дальний Восток. Впоследствии стало известно, что разговоры о Югославии были частью масштабного плана по дезинформации японцев с целью скрыть переброску советских войск на восток.
Апрель 1945 г. 34-й иап по железной дороге от аэродрома Клин (Московская обл.) до аэродрома Хвалынка (Приморье). Г. Н. Урвачёв в центре (в куртке)
6 мая 34-й иап прибыл на новое место базирования — аэродром Хвалынка в Приморском крае в 6 км от г. Спасск-Дальний. 9 мая, как отмечено в Служебном журнале: «
С 19 мая эскадрильи полка поочередно стали заступать на суточное боевое дежурство. Одновременно шел облет самолетов после сборки, учебно-тренировочные полеты по курсу боевой подготовки и перелеты (очевидно, для знакомства с районом базирования) в Гайворон, Свиягино, Татьяновку, Ворошилов, Вадимовку, Меркушевку, Ново-Девицы, Ильинку, оз. Лебединое.
В начале июня на аэродром Спасский начали поступать и собираться самолеты нового типа, которые перегонялись в 34-й полк:
Многие специалисты считают Ла-7 лучшим советским истребителем времен войны, вершиной конструкторской мысли в этой области. Строился серийно с мая 1944 г., имел максимальную скорость 680 км/час и мощное вооружение — 3 пушки калибром 20 миллиметров. Вместе с тем этот самолет страдал болезнью всех самолетов конструкции С. А. Лавочкина с двигателями воздушного охлаждения — высокой температурой в кабине. Вернее, страдали от этого летчики — летом при максимальных оборотах двигателя температура в кабине самолета поднималась до 50 °С. Это, конечно, лучше, чем на Ла-5, где она достигала 60 градусов.
Истребитель Ла-7
Между тем обстановка становилась все более напряженной. С 17 июня полк уже в полном составе нес боевое дежурство. Почти непрерывной чередой шли дневные и ночные учебно-тренировочные полеты,
