плавающей процентной ставкой, то есть на вариант, при котором платежи могли (а так в конце концов и произошло) взрывообразно увеличиваться, из?за чего даже семьи со средним уровнем дохода потеряли право выкупа своего заложенного имущества'.
Те, кто выступает за дерегулирование — и продолжает это делать и сегодня, несмотря на очевидные его последствия, — утверждают, что затраты на регулирование превышают получаемые в результате выгоды. После возникновения понесенных в результате этого кризиса глобальных бюджетных и реальных расходов, величина которых уже достигла триллионов долларов, трудно понять, почему сторонники этого подхода все еще выступают за его сохранение. Они, однако, продолжают утверждать, что фактической ценой регулирования является удушение инноваций. Горькая истина заключается в том, что на американских финансовых рынках инновации осуществлялись так, чтобы обойти правила регулирующих органов и стандарты бухгалтерского учета и налогообложения. Участники рассматриваемых здесь рынков создали продукты, которые были настолько сложны, что одновременно способствовали и увеличению рисков, и повышению информационной асимметрии. Поэтому неудивительно, что в таких запутанных условиях невозможно проследить, удалось ли этим финансовым инновациям привести хотя бы к каким?то темпам устойчивого экономического роста (если не говорить о скорости раздувания фондового пузыря). В то же время финансовые рынки не занимались инновациями таким образом, чтобы предлагаемые новшества помогали рядовым гражданам решать простую задачу — управлять рисками, связанными со взятыми ими ипотечными обязательствами. Более того, эти рынки на самом деле сопротивлялись внедрению инноваций, которые помогли бы людям и странам управлять другими серьезными рисками, с которыми они сталкиваются. Хорошие регулирующие правила могли бы перенаправить инновации так, чтобы они повысили эффективность нашей экономики и безопасность наших граждан.
Поэтому неудивительно, что финансовый сектор попытался переложить вину на других, что проявляется в его утверждениях о том, что произошедшее — это всего лишь «несчастный случай» (своего рода буря, которая бывает лишь раз в тысячу лет), но подобные заявления не были услышаны.
Люди, работающие в финансовом секторе, часто обвиняют ФРС в том, что она слишком долго удерживает процентные ставки на очень низком уровне. Эта очередная попытка переложения своей вины особенно показательна. Какая другая отрасль утверждала бы, что причина, по которой ее прибыли являются столь низкими, а результаты ее деятельности столь плохими, заключается в низких издержках при использовании исходных ресурсов (например, стали или рабочей силы)? Основным «исходным ресурсом» в банковской деятельности является стоимость ее фондов, но банкиры, как складывается впечатление, жалуются, что ФРС сделала деньги слишком дешевыми! Если бы недорогие денежные средства использовались правильно и если бы эти средства шли на поддержку инвестиций в новые технологии и расширение действующих предприятий, наша экономика была бы более конкурентоспособной и более динамичной.
Слабое регулирование без дешевых денег, может быть, и не привело бы к созданию пузыря. Но, что более важно, при хорошо функционирующей и хорошо регулируемой банковской системе дешевые деньги могли бы привести к буму, как это бывало в другие времена и в других странах. (Еще одним доказательством этого является тот факт, что, если бы рейтинговые агентства хорошо выполняли свою работу, пенсионным фондам и другим институтам продавалось бы меньше ипотечных продуктов, а размер пузыря, возможно, был бы значительно меньшим. Этот вывод, скорее всего, был бы верен даже тогда, когда рейтинговые агентства так же плохо делали бы свою работу, как это происходило на самом деле, но при этом сами инвесторы должным образом анализировали бы риски.) Словом, сложилась комбинация из нескольких видов сбоев, которая и привела к столь масштабному кризису.
Гринспен и другие специалисты, в свою очередь, попытались переложить вину за введение низких процентных ставок на страны Азии, а поток ликвидности объясняли избыточными сбережениями в этом регионе мира. Здесь мы в очередной раз имеем дело с извращенными толкованиями: возможность импортировать капитал на более выгодных условиях должна считаться не бременем, а преимуществом, благоприятной ситуацией. Но своими утверждениями ФРС фактически заявляла, и это следует отметить особо, что она в сущности больше не может контролировать процентные ставки в Америке. Разумеется, она может это делать, но ФРС предпочла сохранять низкие процентные ставки, отчасти по тем причинам, которые я уже назвал13.
Теперь многие банкиры винят правительство и кусают ту руку, которая их кормила, то есть демонстрируют, как это может показаться, возмутительную неблагодарность по отношению к тем, кто фактически спас их от смерти. Они обвиняют власти в том, что те в свое время не остановили их. Другими словами, ведут себя как ребенок, укравший в магазине конфеты, а затем возмущающийся тем, что владелец магазина или полицейский смотрел в другую сторону, из?за чего у юного нарушителя и возникла мысль о том, что его проступок сойдет ему с рук. На самом деле этот аргумент еще более лицемерен, поскольку финансовые рынки, если продолжить аналогию, заплатили полицейским, чтобы те отвернулись. Они успешно отбили все попытки регулирования сделок с деривативами и ограничения хищнического кредитования. В итоге их победа над Америкой была полной. И каждый выигрыш в этом процессе приносил им все больше денег, позволявших им еще сильнее влиять на политический процесс. У них был даже аргумент, оправдывавший такой подход: дерегулирование позволило им заработать больше денег, а деньги являются символом успеха. Что и требовалось доказать.
Консерваторам не нравятся подобные обвинения в адрес рынка. Если в экономике возникают проблемы, они глубоко убеждены, что истинной причиной подобных сбоев является правительство. Правительство захотело, чтобы число собственников жилья возросло, и исходя из этого банкиры прибегли к следующей линии защиты: они всего лишь играли предписанную им роль. Особенно активной диффамации подверглись Fannie Мае и Freddie Mac, две частные компании, которые начинали свою деятельность как государственные учреждения, а также государственная программа, принятая в соответствии с законом о местных реинвестициях (CPA), который требовал от банков кредитовать на льготных условиях «местных» малоимущих граждан. Если бы не эти усилия, направленные на кредитование бедных, утверждают сторонники этого аргумента, все было бы хорошо. Но озвучиваемый длинный перечень оправданий по большей части является полной ерундой. Помощь в почти 200 млрд долл. (а это в любом случае большая сумма), оказанная AIG, крупнейшей американской страховой компании, потребовалась из?за сделок с деривативами (кредитными дефолтными свопами), при осуществлении которых банки вступали в рискованные операции с другими банками. То же самое можно сказать и о повторявшихся случаях выдачи плохо обеспеченных кредитов по всему миру, из?за чего банки неоднократно приходилось спасать. Более того, процент дефолтов по кредитам, выданным на основе положений закона CRA, фактически был сопоставим с аналогичным показателем по другим видам кредитования, из чего следует, что такое кредитование, если оно осуществляется правильно, не приводит к каким?то более высоким рискам14.
Наиболее показательным моментом в этом случае является тот факт, что Fannie Мае и Freddie Mac получили разрешение на предоставление «кредитов, удовлетворяющих заданным требованиям», которые были предназначены для представителей среднего класса. Но банки решили активно заняться высокорискованными ипотечными кредитами, то есть вести деятельность в той области, в которой в то время Freddie Mac и Fannie Мае займы не предоставляли. Причем никаких стимулов со стороны государства для этого не было. Президент, возможно, и выступил несколько раз с заявлениями об обществе собственников, но нет каких?то серьезных фактов, которые свидетельствовали бы, что банки стали заниматься субстандартными ипотечными кредитами именно в тот момент, когда президент выступал с подобными речами. Политика должна проводиться при помощи и кнута, и пряника, но в то время не было ни того, ни другого. (Если бы от речи президента действительно что?то серьезно зависело, то многочисленные выступления Обамы, в которых он неоднократно призывал банки более активно заниматься реструктуризацией ипотечных кредитов и выдавать новые ссуды малому бизнесу, привели бы к какому?то реально ощутимому результату.) Можно привести еще один, более убедительный аргумент: выступления в пользу увеличения числа домовладельцев подразумевали постоянное или, по крайней мере, долгосрочное владение такой собственностью. Не было никакого смысла предоставить человеку дом во владение лишь на несколько месяцев, а затем лишить его жилья, забрав заодно и все его сбережения. Но ведь банки поступали именно таким образом. Я не знаю ни об одном чиновнике, который заявил бы, что кредиторы должны прибегать к хищническим приемам, кредитовать людей на драконовских условиях и использовать ипотечные продукты, объединяющие в себе высокие риски и высокие операционные
