Мириам схватила Макрона за руку и напряженно взглянула ему в глаза:

— Поклянись, что вернешь мне Юсефа! Поклянись!

— Что? — Макрон с сердитым видом попытался отнять руку, но женщина вцепилась в него с неожиданной силой. — Я не могу поклясться в этом, но сделаю все, что смогу.

— Поклянись! — настаивала Мириам. — Перед лицом Яхве.

— Я понятия не имею о Яхве, — неохотно ответил Макрон. — Если хочешь, могу поклясться Юпитером и Фортуной, если тебе это поможет.

— Хорошо, тогда клянись твоими богами, — согласилась Мириам. — Поклянись, что вернешь мне Юсефа.

— Клянусь, что сделаю все, что смогу, — выбрал промежуточный вариант Макрон и кивнул Катону и Симеону: — Поехали.

Он зашагал к лошадям. Симеон последний раз нежно сжал плечо Мириам и пошел догонять Макрона, приказав своим людям следовать за ним. Катон помедлил. Он был сыт по горло страданиями, которых насмотрелся в этой провинции, сыт тем, что сам помогал их продлевать. Перед внутренним взором мелькнул мальчик, которого Катон убил щитом. Мальчику было столько же, сколько Юсефу. Катон почувствовал, как тяжкий груз навалился на сердце. Что-то необходимо было сделать, что-то доброе — просто чтобы снова почувствовать себя чистым.

— Мириам!

Женщина посмотрела на него.

— Мы найдем его и вернем домой, — сказал Катон. — Обещаю, что не успокоюсь, пока мы не сделаем это.

— Ну и где же твой город? — спросил Макрон, когда они ехали по разбитой дороге между крутыми склонами холмов.

— Там, — Симеон махнул рукой вправо.

Макрон и Катон повернулись к отвесным скалам, вздымавшимся на противоположной стороне долины. За каменной стеной поднимались пики и утесы высоких гор, но не было видно ни одного прохода.

— Камни, камни и снова камни, — проворчал Макрон. — Петра — одним названием все сказано.[4]

Катон устало кивнул. Он был на пределе сил. Отдохнуть не удавалось все дни осады Бушира, потом они безостановочно скакали вдоль горной цепи, окаймляющей долину Иордана, преследуя Баннуса и банду его сторонников — тех, кто выжил после поражения под Буширом. Симеон во главе отряда набатеев вел путников вперед, с хмурым лицом выглядывая по пути малейшие следы Баннуса. С вершины горы над деревней Дана перед путниками раскинулся великолепный вид: горы и холмы внизу, тянущиеся к бесплодной равнине в нижнем течении Иордана. Воздух был так сух и прозрачен, что мельчайшие подробности были видны издалека; с того места, где стояли путники, можно было рассмотреть предгорья на противоположной стороне долины, в сорока или пятидесяти милях. Даже на Макрона величественная красота произвела впечатление. Неожиданно Мурад крикнул и указал в сторону гор дальше к югу. Крохотные черные точки поднимались по далекому хребту, окруженные легким облачком пыли. Симеон прокричал команду, и они снова двинулись в путь, надеясь догнать Баннуса, но беглецы преодолели гребень горы и скрылись из виду.

Люди Симеона скакали до заката — в темноте двигаться было небезопасно — и переночевали на открытом месте; с рассветом они продолжили погоню. Так в палящий полдень через два дня после отъезда из Хешабы путники достигли Петры. Спустившись в долину, ведущую к воротам города, они встретили караван, направляющийся на север: сотни верблюдов, нагруженных товарами, предназначенными любящим роскошь эллинским городам Декаполиса. Симеон, Мурад и остальные обменялись приветствиями с охранниками каравана и остановились поговорить с ними, прежде чем караван продолжил неспешный путь вверх по тропе.

Симеон придержал лошадь рядом с Макроном и Катоном.

— Я спросил их, не появилась ли в Петре вчера или сегодня утром группа странников.

— И? — заинтересовался Макрон.

— Похоже, Баннус пришел на рассвете. Когда караванщики грузили верблюдов, они видели, как несколько всадников входили в Сик. С ними был мальчик и еще несколько парфян. Наверняка Баннус.

— Сик? — спросил Катон. — Что такое Сик?

Симеон улыбнулся.

— Сик — это секретное оружие Петры. Как только мы в него войдем, сразу поймешь.

Они поехали дальше, по дну долины, слыша нарастающий гул голосов, крики ослов и низкий рев верблюдов. Дорога свернула за отрог горы, и путники очутились на огромном открытом пространстве, набитом людьми и животными. Носильщики тащили поклажу: тюки тканей, плотно упакованные ларцы с пряностями, изделия из стекла, заботливо переложенные соломой в плетеных корзинах. Одни караваны снаряжались и отправлялись в города севера; другие, разгруженные, готовились к отправке в торговые порты Аравии за следующей партией ценных товаров. Катон жадно оглядывался. На огромной перевалочной станции Петры толпились странные люди — смуглокожие, узкоглазые, укутанные в шелка, с черными волосами, заплетенными в косы. Катон указал Симеону на этих людей и спросил, кто они.

— Они с самого дальнего Востока — так мне говорили. О них известно немного — только то, что они несметно богаты благодаря золоту и серебру Рима и Греции. Сколько сокровищ проходит через Петру — даже и представить нельзя, Катон. Странно, что вы, римляне, еще не обнищали от такого вымывания вашего богатства.

— Ты никогда не был в Риме?

— Нет, но как-нибудь приеду.

— Тогда ты поймешь, почему Рим может позволить себе роскошь. Нет ничего, что недоступно самым богатым. Их сундуки полны до краев.

— Сейчас — возможно, — задумчиво сказал Симеон. — Но ведь ни одна империя, даже самая богатая, не может баловать себя вечно?

— Не знаю, — признался Катон. — Я об этом не задумывался.

Симеон пожал плечами:

— А мог бы и задуматься.

Симеон отпустил набатейских наемников, и друзья поехали дальше по перевалочной станции, пока не добрались до широкой дороги, ведущей к утесам. Вымощенная дорога была чуть выпуклой, с дренажными канавами с обеих сторон. На дороге царило оживление: носильщики, купцы, наемники — вроде тех, что сопровождали Симеона и Мурада. С обеих сторон дороги виднелись искусно вырезанные в скалах гробницы. Дорога обогнула большой утес и подошла к небольшим, но крепким с виду воротам, за которыми высились отвесные скалы — красные с темными и светлыми полосками наслоений. В скалах открывалась расщелина, ведущая в глубь гор. Катон повернулся к римлянам.

— Вот это, друзья мои, и есть Сик.

Ворота охранял десяток часовых в богатых накидках и чешуйчатых доспехах, ярко блестевших в лучах солнца. Перед воротами столпились путники, ожидающие очереди заплатить пошлину за вход; навстречу из ворот выливался нескончаемый поток людей. Симеон объяснил, что нужно спешиться, и повел центурионов к очереди. Толпа медленно продвигалась вперед, и вот Симеон оказался перед столом у самого входа. Улыбающийся самодовольный чиновник приветствовал его по-арамейски.

Симеон объяснил, сколько человек идет с ним, и чиновник быстро защелкал костяшками абака, подсчитывая пошлину. Симеон достал кошель и передал несколько серебряных монет. Чиновник опустил деньги в щель на крышке сундучка на краю стола и собрался пропустить прибывших, но, заметив Макрона и