восстание сейчас, пока оно не распространилось, тогда Баннус точно проиграет, даже если мы не увидим этого. Центурион Катон и я разработали план предстоящей битвы. Нужно сделать многое до появления Баннуса. Писари раздадут вам приказы. Разойдись!
Офицеры вышли из зала. Постум мрачно взглянул на префекта:
— Что делать мне, командир?
— Я еще не решил, — улыбнулся Макрон. — Раз ты так рвешься сразиться с врагом, когда дойдет до драки, пошлю тебя в самую гущу. Подожди меня снаружи.
— Слушаюсь, командир. — Постум отсалютовал и вышел.
— Ты вправду хочешь, чтобы он был рядом с тобой во время боя? — пробормотал Катон. — Дождешься беды.
— Я справлюсь с ним. Я не позволю этой вонючке навредить нам. Он настраивал местных против нас, пусть теперь сам и расхлебывает.
Катон согласно кивнул.
— Но все же я бы за ним присматривал.
— Присмотрю, не сомневайся, — твердо ответил Макрон. — Думаешь, он прав насчет легата?
— Да. Похоже на правду. Подмоги из Сирии ждать не стоит.
— Нам бы людей побольше. Утром, перед совещанием, я проверил: в когорте осталось меньше семи сотен боеспособных солдат. Невесело.
— Да, командир. Невесело. Какие будут указания?
— Мне нужна пара хороших глаз. Возьми команду разведчиков, человек десять, и отправляйся навстречу Баннусу. Постоянно посылай доклады о его действиях, но не сцепляйся с их разведчиками. Никаких подвигов, Катон. Ты понял?
— Понял, командир. Для подвигов еще хватит времени.
Макрон рассмеялся.
— Вот это по-нашему! Теперь я займусь приготовлениями, а ты отправляйся побыстрее.
— Слушаю, командир, — ответил Катон, но не двинулся с места.
— В чем дело?
— Люди в Хешабе. Пожалуй, следует предложить им убежище в форте. Они спасли мне жизнь.
— Нет. В деревне они будут в большей безопасности, особенно если Баннус возьмет форт.
— Не уверен. Парфяне не слишком славятся добрым отношением к мирным жителям. И еще мне кажется, что Баннус и жители деревни не слишком любят друг друга. Если мы бросим их, то они окажутся во власти бандитов и парфян.
Макрон, чуть помедлив, принял решение.
— Хорошо. Предложи им убежище. Но если согласятся, пусть идут ночью. Не хочу, чтобы они оказались меж двух огней, когда начнется битва.
— Спасибо, командир.
— Впрочем, я сомневаюсь, что Мириам или ее последователи примут твое предложение. Ведь на нас идут представители их народа. Скорее всего, жители Хешабы присоединятся к атакующим.
Катон покачал головой.
— Не думаю. Мириам и ее люди другие. Они не хотят воевать — ни с нами, ни с кем бы то ни было.
— Хорошо, — Макрон махнул рукой на дверь, — тогда предложи им, а дальше — как пожелают. Только пошевеливайся. Времени мало.
Когда отряд разведчиков Катона рысью вышел из форта, солдаты уже трудились вовсю. Они кирками долбили землю, роя вокруг форта ямы. Работа под палящим солнцем изматывала, но никому и в голову не приходило отдохнуть. Солдаты рыли землю для спасения своей жизни. Все, что задержит натиск приближающегося врага, может спасти римлян. Единственной поблажкой были соломенные шляпы; бойцы махали кирками в изнуряющей жаре, в отчаянной попытке спешно подготовиться к отражению атаки.
Жители Хешабы отдыхали в домах, когда Катон и его солдаты появились на площади в центре деревни, где на кресте все еще висел распятый по приказу Скрофы бандит — верней, то, что осталось от него. Солнце иссушило труп, под выжженной кожей осталось немного. Вороны и стервятники потрудились над самыми сочными частями тела, пустые глазницы без век таращились на деревню. Катон приказал спешиться, передал поводья одному из разведчиков, велел бойцам напоить лошадей и ожидать на площади, а сам отправился в ближайший переулок. Подойдя к двери, Катон забарабанил в притолоку. Через мгновение дверь со скрипом отворилась, и на залитую солнцем улицу выглянул встревоженный мужчина.
— Найди Мириам, — сказал Макрон по-гречески. — Скажи ей, что центурион Катон должен срочно с ней поговорить. Я буду у бассейна. Понял?
Человек кивнул. Катон зашагал вверх по холму, мимо крайних домов деревни, и забрался в тень одной из пыльных пальм у бассейна. Воды было меньше, чем обычно, — небольшая лужа посреди потрескавшейся земли; Катон попытался представить, как можно выжить в таком засушливом климате. Бог иудеев, Яхве, видимо, очень жесток, если обрекает верующих на такое ужасное существование, подумал Катон. Они достойны лучшей жизни. Возможно, именно поэтому они настолько религиозны — им нужно найти хоть какую-то духовную компенсацию за тяжкое и беспросветное существование.
Легкий хруст гравия дал знать, что пришла Мириам. Центурион вскочил и почтительно склонил голову.
— Мне сказали, что ты хочешь говорить со мной, — улыбнулась Мириам. — Не обязательно вставать в моем присутствии, молодой человек. Сядь.
Катон повиновался; Мириам опустилась рядом, устроившись поудобнее.
— Нам стало известно, что Баннус ведет сюда армию. Я пришел предупредить тебя.
— Мы уже знаем. Утром в деревню прискакал всадник. Нам велено оказать людям Баннуса помощь, иначе нас сочтут предателями и накажут.
Катон уставился на Мириам.
— И что будешь делать?
— Не знаю… — Она печально покачала головой. — Если мы откажем Баннусу, он уничтожит нас. Если мы последуем за ним, тогда вы, римляне, поступите с нами, как с его пособниками. Где нам найти иной путь, Катон?
— А есть ли такой путь? Я пришел предложить тебе и твоим людям убежище в нашем форте.
— Это доброе предложение, — улыбнулась Мириам. — Скажи мне, много ли у вас шансов пережить атаку Баннуса?
— Не буду лгать тебе, Мириам. Нас мало, и помощи ждать неоткуда. Нас могут разгромить.
— И тогда моим людям лучше не оказаться в вашем форте.
— Это верно. Если нас разгромят. Но если останетесь здесь, то наверняка попадетесь одной из сторон.
Мириам не поднимала взгляда.
— Мы пришли сюда, чтобы избежать подобных столкновений. Мы хотели мира и возможности жить, как пожелаем. Но, похоже, никуда не деться от борьбы, затягивающей людей. Все продолжается даже здесь, в пустыне. Оглянись, центурион. Есть тут что-нибудь, чем хотелось бы обладать? Что тут может возбудить алчность? Ничего. Именно поэтому мы и поселились в этом покинутом месте. Мы ушли из земель, которых может домогаться человек. Мы отказались от всего, что вызывает зависть или стяжательство. Мы такие, какие есть — ничего более. И все равно нас не оставляют в покое. Хотя мы не желаем им зла, они хотят уничтожить нас. — Мириам протянула руку и положила ее на сундучок. — Такова была судьба моего сына. Я не хочу такой судьбы моему внуку. Юсеф — все, что у меня осталось. И еще — тающие воспоминания старухи.
Мириам наклонила голову и замолкла. Катон не мог найти искренних слов утешения и только ждал. Плечи женщины сгорбились; слеза скатилась на песок, оставив темный след. Катон кашлянул.
— И все-таки, ты примешь нашу защиту?
Мириам вытерла рукавом глаза и взглянула на Катона.
