снаряжение; священник продолжал вопить. Старейшины деревни заглянули внутрь синагоги, появились снова, охваченные ужасом, и подхватили гвалт. Катон повернулся к Пармению:

— Заткнуть их?

— Нет. Мы и так уже натворили дел. Уходим.

На площадь стекались все новые жители и торопливо бросались к синагоге. Страдание на их лицах сменялось гневом, они начинали кричать на римских солдат.

— Отправляй! — проревел Пармений.

Но было уже поздно. На улицы, ведущие с площади, выбегали мужчины, женщины и дети. Солдаты сомкнули строй и подняли щиты, с тревогой оглядывая растущую толпу. Потом один из них опустил на землю поклажу и обнажил меч. Другие последовали его примеру и стояли, готовые действовать, как только прозвучит приказ или толпа придвинется слишком близко. Что-то мелькнуло в воздухе, и Катон заметил над толпой камень, опускающийся на строй римлян. В последний момент один из солдат присел и заслонился щитом — камень отскочил в сторону.

Центурион Пармений отступил на шаг к солдатам и обнажил меч. Катон почувствовал, как от гнетущего ощущения внутри все застыло. Положение ухудшалось с каждым мгновением. Если немедленно не восстановить хоть какой-то порядок, площадь вскоре будет залита кровью. Поблизости Катон увидел священника и шагнул к нему.

— Скажи им, чтобы разошлись! — Катон яростно махнул в сторону толпы. — Убери их с площади, или солдаты начнут атаку.

Священник ответил дерзким взглядом, и на мгновение Катон испугался, что тот слишком охвачен гневом. Потом священник огляделся и, похоже, осознал опасность. Он встал рядом с Катоном, поднял руки и бурно замахал, крича что-то жителям. Солдаты угрюмо выжидали, толпа постепенно стихала, и наконец над двумя сторонами повисло напряженное молчание. Катон вполголоса обратился к священнику:

— Вели им освободить площадь. Пусть идут домой, иначе солдаты атакуют.

Священник кивнул и обратился к жителям. Те гневно забурлили, раздались злобные выкрики, толпа согласно заревела. Священник снова начал успокаивать жителей; тогда какой-то человек выскочил из толпы, схватил разорванный свиток и замахал половинками перед лицом священника. Потом злобно взглянул на Катона и плюнул на землю, у самых сапог центуриона. Катон с трудом заставил себя стоять неподвижно и не отвечать.

— Что ему нужно? — спросил он священника.

— Того же, что и всем. Солдата, который это сотворил, — ответил священник. — Того, кто осквернил писания.

— Невозможно. — У Катона не было сомнений, что сделает с солдатом толпа.

— Что происходит? — прорычал Пармений, вставая рядом с Катоном.

— Они хотят солдата, который разорвал их священную книгу.

Пармений хмуро улыбнулся.

— Это все?

— Нет, — вмешался священник. — Некоторые хотят, чтобы освободили заложников. — Он обернулся к толпе. — На меньшее они не согласны.

— Заложников мы оставим себе, — твердо ответил Пармений. — И нашего солдата тоже. Он будет наказан за свои действия, когда мы вернемся в форт. Это я тебе обещаю.

Священник покачал головой и показал на толпу.

— Вряд ли их устроит обещание римлянина.

— Мне плевать. Мы никого не отдадим. Уговори их разойтись, пока мои люди не начали.

Священник пристально посмотрел на римского офицера:

— Вас не выпустят, пока не отдадите солдата.

— Посмотрим, — прорычал Пармений.

Катон кашлянул и указал куда-то над толпой.

— Взгляни наверх.

С крыш окружающих площадь домов на римлян смотрели жители, сжимая в руках пращи — оружие для охоты у иудейских крестьян.

— Видимо, придется пробиваться с боем, — тихо сказал Катон.

— Нет, если отдадите солдата, — настойчиво повторил священник, незаметно кивнув в сторону толпы. — Они требуют этого. И тогда уйдете. С заложниками.

— И позволить разорвать нашего человека на куски? — Катон покачал головой.

— Его жизнь, римлянин, против сотен жизней твоих и моих людей.

Катон не видел выхода из тупика. Значит, будет схватка. Он нервно сглотнул и почувствовал, что сердце забилось быстрее.

— Проклятье, — прошипел сквозь сжатые зубы Пармений. — Придется отдать солдата.

Катон повернулся в изумлении.

— Ты что?! Это невозможно.

— Мы застряли в сердце деревни, Катон. Я уже видел такое в Иерусалиме. Начался бунт, мы загнали жителей в старый город, а они обстреливали нас со всех сторон и сверху. Мы потеряли десятки людей.

— Не смей! — в отчаянии воскликнул Катон.

— Придется. Как сказал священник, одна жизнь против многих.

— Нет! Он всего лишь разорвал свиток. И всё.

— Но не для священника и остальных. — Пармений ткнул пальцем через плечо. — Если не отдадим солдата, придется пробиваться с боем и здесь, и всю дорогу до форта. Как только об этом станет известно, будь уверен — поднимутся все деревни в округе. Баннус за несколько дней соберет целую армию. Или так, или отдать солдата.

Священник кивнул. Катон хотел возразить, но ветеран был прав: не оставалось никакой возможности спасти Кантия, не начав кровавую бойню.

— Хорошо, пусть, — согласно кивнул Катон.

Пармений повернулся к солдатам.

— Кантий! Выйти из строя!

Возникла короткая пауза, затем солдат протиснулся через шеренгу овальных щитов. Он нерешительно подошел к двум центурионам и священнику, который глядел с неприкрытой враждебностью, и встал смирно.

— Командир!

— Ты освобождаешься от обязанностей, солдат. Сдай оружие.

— Командир? — недоверчиво переспросил Кантий.

— Положи щит и отдай мне свой меч. Живо, — резко добавил Пармений.

Чуть помедлив, Кантий опустил щит на землю, вытащил из ножен меч и вручил его, рукоятью вперед, командиру. Пармений сунул клинок под мышку и стукнул жезлом по земле.

— Стоять смирно! Не двигаться, пока не прикажу.

Кантий вытянулся, глядя прямо перед собой и недоумевая, что происходит. Катона охватила болезненная жалость к солдату. Пармений пихнул его локтем.

— Веди колонну. Из деревни — и как можно быстрее. Я догоню.

Катон кивнул, желая оказаться подальше от этого места. Он поспешил к своей лошади, неуклюже вскарабкался в седло и отдал приказ колонне двигаться с площади. Сначала толпа стояла неколебимо, загораживая дорогу, по которой двигались римляне. Всадники во главе колонны постепенно приблизились к молчаливой толпе. Священник прокричал что-то людям, и они с хмурыми лицами подались в стороны, пропуская голову колонны. Катон подождал, когда проедет последний всадник, и занял место впереди штандарта, во главе пехоты.

— А что будет с Кантием? — раздался голос.

Катон резко повернулся и закричал:

— Молчать! Оптион, запиши имя следующего, кто хоть слово пикнет. Его выпорют, как только вернемся в форт!

Солдаты шагали, опасливо посматривая на толпы у обочин. Жители вызывающе глядели в ответ,