Стоявший недалеко боярин Лазарь Саковский выкрикнул зычно:
— Ратшу и Тудора выдашь нам? Народ хочет разобраться с ними!
Толпа вновь взорвалась криками. Что кричали, не поймешь, только видно было, что все поддерживали слова Саковского. Святослав посмотрел на Ивана Войтишича: дескать, что делать? Тот махнул рукой и отвернулся: поступай, как вече требует. И Святослав сказал:
— Много обид и несправедливостей принесли народу киевскому и вышгородскому Ратша и Тудор. Поступайте с ними по вашему разумению!
И тогда толпа сдвинулась и пошла в направлении Зборичева Взвоза; Святослав знал, что там проживает Ратша, значит, будут громить его имение. Наверно, кто-то уже вознамерился отправиться и в расположенный недалеко от Киева Вышгород, чтобы свести счеты с Тудором. Что ж, пусть накажут двоих, но в столице удастся избежать мятежа, когда пострадают десятки и сотни человек. Тут он бессилен что- либо исправить.
Святослав решил поговорить с братом. В великокняжеском дворце шмыгала испуганная челядь. Игорь заперся в своей горнице, на стук открыл засов, спросил придушенным шепотом:
— Ну как там, на вече?
Были они с ним погодки, во всех играх и проказах участвовали вместе. Был Игорь до отчаянности смелым и находчивым. Но удивляли в нем какие-то крайности. Он мог кинуться в гущу драки, биться до последнего, не жалея себя. Но иногда вдруг, потерпев поражение, отказывался от игр, убегал и прятался ото всех и только после некоторого времени возвращался к друзьям-приятелям. Мальчишки по осени любили лазить по чужим садам и огородам, «огородничать», как это называли. Не потому что своих не было; в княжеском саду, раскинувшемся вдоль реки Десны, кусты вишни и сливы были усыпаны плодами, а от яблок прогибались ветки… Но чужие были вкуснее! Лихачеством, даже чуть ли не геройством считалось ночной темнотой перелезть через забор, прокрасться к грядкам с огурцами и набрать их за пазуху или на ощупь нарвать яблок, слив или груш. Крадешь, а внутри все трепещет от страха: вдруг из-за угла налетит на тебя с дубиной хозяин, сторожащий свое добро, или собака вдруг сорвется с цепи и раздерет тебе штаны вместе с ягодицами. И какое удовольствие раздарить добычу девчонкам, которые с восторгом смотрят на тебя как на героя!.. Во всех этих набегах на чужое добро участвовал и Игорь. Только иногда вдруг, когда все поедали приобретенное, он отходил в сторонку, становился на колени и начинал молиться, прося у Господа прощения за прегрешение…
Вот и теперь этот по-настоящему храбрый и безрассудно смелый человек был не на шутку напуган. Святослав постарался его успокоить:
— Разошлись. Сейчас, наверно, громят терема Ратши и Тудора. Так что мятежа, кажется, удалось избежать.
— Думаешь, этим все и закончится?
— Надеюсь.
Потом, помолчав, добавил:
— Только рано тебе радоваться. Вече решило, что княжить будем вдвоем — ты и я.
— Это как?
— А как хочешь, так и понимай.
Игорь надолго задумался. Святослав прошел к окну, открыл его. Пахнуло прохладным воздухом, видно, будет дождь. Тоже неплохо. Вторую неделю стояла жара, земля требовала влаги. Лишь бы не с ураганами и градом пришли копящиеся где-то за краем неба грозовые тучи…
— Ну и к чему привели тебя твои размышления? — шутливо спросил он, чтобы как-то разрядить и сгладить тяжелую обстановку в гриднице.
Игорь порывисто встал, шагнул к нему, взял за плечи.
— Будем править вместе. Мы — братья, всегда в согласии жили. Не нарушим его и впредь! Я — старший, мое слово первое, но обещаю прислушиваться к твоим советам.
— Согласен, брат. Знаешь мой уживчивый характер. Так что сговоримся.
Расчувствовавшись, они обнялись и прижались щеками друг к другу. Потом уселись на скамейке, плечом к плечу, стали обсуждать дела.
— Надо пресекать крамольные разговоры, — говорил Игорь. — Ловить смутьянов и сажать в поруб, а то и в Днепр головой!
— Ты думаешь, будут такие? Ведь вече проголосовало за нас, считай, единогласно.
— Вече вечем! А как были у нас, Ольговичей, недруги, так они и остались. Я тебе сразу назову несколько бояр, которые к нам враждебны. Прежде всего, это Иван Войтишич, верный пес Мономашичей…
— Но он как раз и упрашивал меня стать великим князем! Я думаю, он станет нашей главной опорой во власти.
— Э, как был ты доверчивым простофилей, так им и остался! Ты еще скажи, что тысяцкий Улеб или Иван Саковский готовы положить головы за нас с тобой!
— Конечно! Они тоже ратовали за наше избрание, толпу уговаривали…
— Правильно! Увещевали! Чтобы народ не бунтовал! Потому что в случае мятежа и их имения будут разорены и сожжены! Ты думаешь, они этого не понимают? Еще как!.. И теперь, когда все успокоилось, снова примутся за свое, начнут пускать разные слухи про нас с тобой, настраивать чернь против нашего правления…
— Тогда схватить их и посадить в поруб! Чего с ними нянчиться?
— Попробуй схвати! Знаешь, сколько у них сторонников в Киеве и по стране? А сколько вооруженных воинов стоят наготове? Только попытайся тронуть, бед не оберешься. За них поднимутся стар и млад, потому что на Руси всегда, кем бы они ни были, страдальцы вызывают сочувствие в народе.
Избрание Святослава Ольговича великим князем вызвало у Ивана Берладника новые надежды на получение удела. Он не утерпел, стал говорить об этом своему новому хозяину:
— Князь, явится в Киев Владимирко, заступись за меня, замолви словечко. Сколько можно обиды помнить? Может, уважит твою просьбу, простит он своего племянника, вернет Звенигород…
Святослав, привыкший помогать людям, не замедлил откликнуться:
— Думаю, сумею уговорить строптивого волынца. С причудами правитель, да все равно с великим князем Руси ему придется считаться. Намечаем мы с братцем Игорем совет князей через пару месяцев собрать, прибудет и Владимирко. Вот там я его попрошу за тебя.
Однако события повернулись по-иному. Скоро после вече послухи стали доносить, что Иван Войтишич, тысяцкий Улеб и боярин Иван Саковский через своих людей мутят народ, призывают чернь к неповиновению великим князьям. Таких горлопанов ловили, пороли плетями, но разве всех поймаешь?
А тут пришло еще более страшное известие; многие киевские бояре, среди них Иван Войтишич, Улеб и Иван Саковский, направили гонца к переяславскому князю Изяславу Мстиславичу, приглашая его на великокняжеский престол.
— Надо поднимать черниговских князей, — сказал Игорь, когда они остались одни. — Нам одним с тобой с Мономашичами не справиться. По слухам, Изяслава готовы поддержать жители Белгорода и Василева, а также «черные клобуки».
«Черными клобуками» русы называли кочевников торков, берендеев и печенегов, расселенных по пограничью; эти племена питали смертельную ненависть к половцам и мужественно защищали от них Русские земли. Теперь они перекинулись на сторону переяславского князя.
— Но это — война? — ужаснулся Святослав.
— Может, до сражения не дойдет, — успокоил его Игорь. — Соберем большое войско, заставим Изяслава вернуться в Переяславль.
Но черниговцы помощи не прислали. Изяслав между тем со своей дружиной переправился через Днепр и двинулся на Киев. К нему примкнули многочисленные орды «черных клобуков» и жители по реке Рось, закаленные воины пограничья; из Киева тайно вышли вооруженные отряды и соединились с переяславским князем.
— Хорошо, что предатели заранее открылись, — сказал на этот счет Игорь. — А то могли в спину ударить. Но у нас и так сил достаточно, чтобы проучить этого выскочку!
