на Руси. Беседа их затянулась надолго.
Иван Берладник в это время находился в доме Святослава, расположенном в военном посаде Пасынча Беседе. Нечаянно разговорился с ключником Матвеем. Сильно шепелявя (в юности в драке ему выбили передние зубы), он говорил взволнованно и с придыханием:
— Тревожно, батюшка, нынче в Киеве. Слухи нехорошие ходят. Люди сходятся группами и переговариваются. Все это сильно напоминает события тридцатилетней давности, когда киевляне восстали против вокняжения черниговских князей и настояли на приглашении Владимира Мономаха.
— И чем же сегодня недовольны киевляне? — спросил Иван, отодвигая недоеденную кашу с молоком и принимаясь за жареное мясо.
— Большие обиды на великого князя Всеволода Ольговича высказывают. Приблизил он в последние годы тиунов Ратшу и Тудора, передал им управление в Киеве и Вышгороде, а те давай чинить насилия и грабежи. «Ратша погубил Киев, а Тудор Вышгород», — вот как рассуждают в народе.
— Что еще говорят в народе? Или этим недовольство горожан и заканчивается?
— Кабы так… Но только боюсь я тебе пересказывать иные слова…
— А ты не бойся. Я человек сторонний. Да и передавать чужие слова не имею привычки.
— Не любят в Киеве черниговских князей. Испокон веков так повелось, что на них смотрят здесь как на чужаков…
Иван про это слышал. В 1113 году по этой причине не пустили на престол Олега Святославича, а предпочли переяславского князя Мономаха, хотя по старшинству не ему надо было быть великим князем; и все князья черниговские, приезжая в столицу, чувствовали на своей спине недружелюбные взгляды. Из-за чего шла такая вражда, никто не знал и не пытался вникнуть, но она была издавна и выливалась в самые различные формы.
— Всеволод Ольгович заставил киевлян крест целовать Игорю, — продолжал между тем ключник. — Люди шли под принуждением и присягу давали неискренне. Разве не нагляделись они на его брата Игоря, что он на одном месте долго усидеть не может, из одной войны в другую бросается, из битв и сражений не вылезает? Это он был всего-навсего князем маленького княжества, а сколько походов совершил! Но коли станет великим князем Руси да получит в руки все русское войско, на какие страны тогда замахнется? А ведь народ понимает, что головы класть придется ему, а не князьям.
— Князья тоже погибают.
— И такое бывает. Только…
— Что только?
— Унизил великий князь киевлян, как есть унизил! — решительным голосом проговорил Матвей. — Обычай наш растоптал, превратил нас всех в задницу!
Задницей (с ударением на «и») в Древней Руси называли движимое и недвижимое имущество, которое передавалось по наследству, и Иван сразу уловил мысль Матвея, что он этим хотел сказать.
— Не надо было Всеволоду указывать на своего наследника? — спросил он.
— Конечно! Ведь даже великий Владимир Мономах заключал с киевлянами договор, когда восходил на престол. Времена переменились, а великий князь понять этого не хочет. К голосу вече надо прислушиваться ныне, большую силу оно заимело. Киевляне — это уже не вещь, не имущество, которое можно так просто передать из рук в руки.
30 июля 1146 года князь Всеволод Ольгович скончался. После похорон, усталый и разбитый, Святослав прилег отдохнуть, как его поднял ключник Матвей:
— Беда, князь! Киевляне собрались на площади, говорят непотребные слова, требуют тебя на вече!
— А что Игорь? Он же великий князь!
— Игоря хулят последними словами и не хотят разговаривать! Поспешай, князь, а то как бы беды не было…
Подходя к Софийской площади, издали он услышал гул многих голосов. Народу — не протолкнуться. Но его сразу узнали, расступались, освобождая дорогу. Легко взбежав на помост, оглядел людей и тотчас понял, что возбуждение толпы достигло высшей точки, еще немного, и пойдут громить, не щадя никого и ничего.
Святослав поднял руку, гул понемногу стих. Тогда он обратился к стоявшему рядом с ним старейшему воеводе Иван Войтишичу, служившему еще Владимиру Мономаху:
— Объясни, боярин, чем так недоволен народ?
Войтишич поморгал старческими подслеповатыми глазками, ладонью разгладил длинную бороду, ответил скрипучим голосом:
— А тем возмущен народ киевский, что с ним перестали считаться. Мы не задница, чтобы передавать по наследству. Мы еще чего-то стоим! Так я говорю, киевляне?
— Верна-а-а! — взревела толпа.
— Не нужен нам Игорь, назначенный без нашего согласия!
— А кто же вам нужен? А кого бы вы хотели в великие князья? — тотчас спросил Святослав.
И тут произошла заминка. Стало быть, не было согласия в этом вопросе, не сумели договориться между собой горожане.
Молчание затягивалось. Видно было Святославу, как люди переговаривались между собой, кто-то что-то пытался выкрикнуть, толпа стала все больше и больше волноваться. И в этот момент Иван Войтишич вдруг обратился к Святославу:
— А будь ты великим князем! Я тебя знаю и доверяю. Честный и справедливый ты человек, Святослав. Правду я говорю, киевляне?
И тут толпу прорвало. Со всех сторон стали раздаваться крики:
— Любо!
— Святослава на престол!
— Святослава!
Когда шум стих и все взоры обратились на него, князь поклонился народу и ответил:
— Благодарю, народ киевский, за доверие. Только не могу я принять предложение ваше. Не по закону оно. Мой брат старше меня, вот ему и надлежит занять киевский престол.
И тогда толпа вновь взорвалась криками:
— Долой!
— Не жела-а-ем!
— Святослава-а-а!
К Святославу подошел Иван Войтишич, проговорил встревоженно:
— Что будем делать, князь? Народ может взбунтоваться. Коли возьмется за оружие, много бед натворит.
— Не могу я против старшего брата пойти, — твердо ответил Святослав.
— Ну как знаешь. Только я за последствия не отвечаю!
И Войтишич отошел в сторону.
И тогда на помост выскочил тысяцкий Улеб. Выкрикнул:
— Это славно, что Святослав уважает обычаи Руси! Почет и низкий поклон ему за это! Пусть будет великим князем Игорь! Но только рядом с ним поставим и Святослава! Пусть правят оба брата! У нас больше доверия будет к великокняжеской власти!
Сначала толпа притихла, как видно, размышляя над словами Улеба. Но вот то там, то здесь послышались выкрики:
— Любо!
— Пусть правят двое!
— Игоря! Святослава!
Улеб поклонился Святославу:
— Правь, Святослав, землей Русской вместе с братом Игорем. А сейчас руководи вече, полное право у тебя.
Святослав откашлялся, подошел к краю помоста, спросил:
— Ну что, народ киевский, расходиться будем или еще какие дела есть?