классики, способность красиво рассуждать и связно излагать свои мысли. Но я ж не в администраторы лезу, а поступаю на машиностроительный. Ё-моё! Вря-мя-то! Придурок, не отвлекайся! Му-му-му, блин, надо как- то завершать. Ага!

Из аудитории Сергей вышел, испытывая состояние некоторого возбуждения, смешан-ного с капелькой самодовольства, не без оснований полагая, что столь каверзный экзамен он всё-таки не завалил. Конечно, безапелляционных гарантий нет, однако… Вот, скажем, математика, в отличие от литературы, или та же физика — науки точные, не допускающие расплывчатых толкований. А литература? Что мешает экзаменатору вынести вердикт: 'Тема раскрыта слабо'? И коллеги с ним спорить не станут — им по фигу какой-то там Сега Капралов. Ну, не понравилась твоя фамилия, может быть, с такой фамилией связаны неприятные воспоминания. И всё! Однако…, однако, Сергей верил в свою звезду и считал, что лучше, чем написал, ему всё равно не написать. В конце концов, 'машиностроительный', это не 'международные отношения' и не 'банковское дело', здесь не та конкуренция.

Из группки смутно знакомых ребят вывернулся Сёма Семихин из параллельного.

— Капрал, как?

Сергей пожал плечами.

— Надеюсь, тьфу-тьфу-тьфу.

— Ништяг! По пивку? За почин. У нас тут свои. Пошли?

Настроение у Сергея испортилось. В раз вспомнилось: батёк последние дни ходил на винтах и раздражался по пустякам, что предвещало скорый запой. Мама, по ней видно, это понимает и заранее расстраивается. Батя сорвётся, какое, нафиг, пиво.

— Извини, Сёма. Я бы да, но…сегодня никак.

— Ну, как знаешь, — не стал цепляться Семихин, — а мы на пляж. Покедова!

— Успехов!

Вымученно улыбнувшись, Сергей, петляя между кучками галдящих абитуриентов, по-брёл по коридору к выходу.

Жёлтый свет, заставив прищуриться, надавил на глаза, лицо обмахнул тёплый ветер. Шумно. Площадь перед входом и жидковато озеленённый скверик, не то, чтобы до отказа забиты народом, но пёстрые стайки молодёжи тусуются, куда ни кинь. Скамейки облеплены. Гомон на высокой ноте — девчачьи голоса в пыльном воздухе звонче глухого мужественного рокота. Над суетным миром витает озабоченность — вступительные экзамены — такая, блин, пора. Разные факультеты, и экзаменационные испытания тоже разные, и время тоже: кто-то уже отстрелялся, кто-то готовится, поскуливая от волнения.

За чугунной оградой, расчерченной стволами одуревших от зноя тополей, асфальтовый пятачок — конечная маршруток. Туда и направил свои кроссовки без пяти лет инженер-машиностроитель. На выходе из распахнутых настежь таких же, как ограда узорчатых ворот, его окликнули.

— Капралов! Сергей!

Ну, кто там ещё? Настроение с кем-либо точить лясы пропало, хотя и дома торчать не очень-то. Впрочем, кто сказал, что батёк обязательно запьёт?

Сергей нехотя обернулся и вопросительно уставился на незнакомого, поспешающего к нему парня лет двадцати, обряженного в необычайно пижонистый и наверняка очень доро-гой джинсовый костюм песочного цвета. Он с удивлением крутнул головой, поблизости, кроме них двоих никого. Меня? Кто такой? Чего ему надо? Где-то я его видел. Опа! Мар-тын?! А этот чего тут делает?

Парень в джинсе действительно был Мартыном, только физиономия уличного бандита, потеряв характерную туберкулёзную измождённость, приобрела взамен здоровую юношескую округлость. Мудрено узнать, парень поразительно изменился. Откуда эта холёность в лице и лоск в прикиде? Сергей хорошо запомнил его жёсткий и опасный взгляд из-под прищуренных век, а сейчас смотрит спокойно и уверенно, как человек, знающий себе цену и не имеющий, и не ищущий врагов.

От коленок под рёбра застарелым страхом сквозанул холодок. Сквозанул и пропал. После той памятной стычки Сергей по обычной логике должен был бы испытывать если не страх, то хотя бы беспокойство: а вдруг мафиози местного розлива пожелает отыграться. Но беспокойство почему-то появляться не желало, да и память о конфликте, способном повлечь за собой очень и очень неприятные последствия, как-то легко и быстро выветрилась из головы. Много времени отнимала подготовка к вступительным экзаменам в Политех, Денди тоже усиленно готовилась, по этой причине гулянки потеряли свою привлекательность, и за прошедшие полтора месяца пути подростка и шпанистого парня никак не пересекались. И надо же — встретились на другом конце города. Ничего хорошего от такой встречи Сергей, естественно, не ждал, но и трепетать не собирался. Осталось лишь чувство неприязни. Ну, не убегать же из-за этого?! Он остановился, молчал, наблюдая за приближением, и ожидал…. Чего? Угроз? Но в лице Мартына не просматривается ничего угрожающего, наоборот — сплошное дружелюбие. Да он ли это? — Он, только не блатной со злобным неблагополучием во взгляде, в голосе, в мыслях и в одежде, а весь из себя комильфотный, будто и не зоной воспитанный.

Мартын подошёл и неожиданно сказал:

— Добрый день, Сергей. Не узнаёшь?

'Добрый день?!' Это он мне сказал: 'добрый день?!' Ну, ни фига себе!

Сергей кивнул, скрывая удивление и замешательство.

— Узнаю.

— Знаешь, — Мартын потупился, и выглядело это по меньшей мере странно, — я тебя ис-кал, извиниться хотел, ну, за тот случай.

Эти слова окончательно добили Серёгу, подкатившее изумление выхолостило из баш-ки все мысли. Он вроде бы и хотел как-то ответить, но слова не шли на язык, и ничего пут-ного на ум не приходило, потому что происходящее не укладывалось ни в какие привычные рамки. Всплыла единственная, довольно трезвая мысль: 'Откуда он знает, как меня зовут?'

А Мартын, между тем, продолжал:

— Слушай, у тебя есть время? Удели мне несколько минут, если не спешишь.

Так и сказал по-книжному: 'удели', как какой-нибудь дворецкий Бэрримор из Баскервиль-Холла.

Не в силах хоть что-то из себя выдавить, Сергей согласно кивнул — после таких слов, да отказать…

Мартын вроде обрадовался, потянул за рукав.

— Давай в сторонке покурим, — он вытащил из кармана курточки сине-белую пачку, — будешь?

— Да я не курю, — Сергей слабо улыбнулся, ему почему-то ужасно захотелось, чтобы па-рень не воспринял отказ, как выражение неприязни.

— Ну и, — Мартын щёлкнул зажигалкой, — п, п, п-правильно. А я пацаном в теплотрассах да на вокзалах. Там, как все, должен курить, пить и клей нюхать. Дурь шмаляли, многие на игле. Меня бог миловал — уколов боялся до истерики.

— Так ты сирота? — Выдавил из себя Сергей, лишь бы не молчать, поскольку молчание становилось неприличным.

— Почему? Мамка здесь жила. Только когда тебя каждый день лупцуют, — он зло скри-вил губы, — лучше уж по подвалам.

Сергей вспомнил себя чистенького, сытого, ухоженного среди таких же благополуч-ных детей, ещё не ведающих, что существует грязный и жестокий параллельный мир тепло-трасс, в котором обитают другие дети. Стало неловко.

— Извини…

— Ты-то причём? Так как — мир?

Парень смотрел насторожённо, выжидательно, как человек, слегка приоткрывший ду-шу и готовый моментально закрыться от плевка.

Сега не умел и не хотел никого обижать, тем более человека, пришедшего с миром и без того нахлебавшегося обид выше крыши. Нет, Мартын не выглядел жалким просителем, он оставался всё таким же уверенным в себе, безусловно решительным и опасным молодёж-ным вожаком с уголовным уклоном. Его