Так и живём.

— Так и живёте? И все поныне живы?

Вячеслав помрачнел.

— Нет. Тридцать пять — большой срок. Супербойцы тоже не заговорённые. Шестерых не стало, а хоронить некого. Сам понимаешь, такая специфика — раскиданы по всему свету. Банкиры, юристы, научные работники из наших, те на виду, а полевые агенты мотаются в одиночку. Они практически независимы. У каждого из них своя персональная касса, секрет-ные счета в банках. Местонахождение каждого и его задачу на данный конкретный момент мы, конечно, знаем, но если агент долгое время не выходит на связь — начинаем осторожные поиски. Чаще всего обходится. Долгое молчание объясняется вполне понятными причинами — молчит, молчит, а потом: 'всё в порядке, высылаю доклад для Центра…', а иногда… По-иски — история долгая — невидимый фронт, неизвестные бойцы, затерянные могилы. Как правило. И не собраться вместе, и не посидеть, и не помянуть. Хреново бывает. Сначала двое в Афганистане сгинули в войну. Без следа. Обстоятельства их гибели потом установи-ли. А толку? Последним погиб Вася Хижняк одиннадцатого сентября в нью-йоркском Тор-говом Центре. У него там офис…был. А десять лет назад погиб…пропал Муссон — Муса Халоев в горах Гиндукуша. Отправился туда с отрядом дружественных курдов на рекогнос-цировку. Прошла информация о расположенной в тех краях мощнейшей базе террористов из организации 'Пламенный вихрь' — редких отморозков, не щадящих ни чужих, ни своих. Не вернулся никто. Искали, конечно. Как раз те курды, что отрядили группу с Муссоном. Местные пастухи рассказывали: был бой, недолгий, а потом рвануло так — они подумали, что небо на землю упало. И всё стихло, лишь редкие громкие щелчки, будто лопались камни. Ночью воздух горел. Волны жара на километры распугали всё живое. Ветер растянул пыльный выброс на десятки километров. Курды спустились в долину, а там пепел и оплавленные камни. Ещё горячие. И это спустя две недели. Такое оплавление камней бывает либо в эпицентре ядерного взрыва, либо при горении огромной массы термита. 'Пламенный вихрь'… При такой температуре, случается, металлы сгорают, а уж от людей…, - Горин потянулся к бутылке.

— А давай помянем. Всех, кто ушёл.

Генерал, сдвинув брови, кивнул.

— Пусть простят нас за долгую жизнь.

Выпили по полной, помолчали, глядя в пол.

Приглушённый свет падал на дубовые панели, на строгую министерскую мебель об-разца середины прошлого века, на задёрнутые бронзовые портьеры. Высокие напольные ча-сы с маятником отыграли полночь. Там за окном бился в стёкла и не мог пробиться ни на секунду не замолкающий гул российского мегаполиса. Кабинетное пространство качалось в тишине.

Успокаивая привычную боль, Шершнев огладил ладонью колено, поднял глаза на дру-га.

— А меня ты не пытался того…, э-э — инициировать? Э?

— Специально — нет. Но, — Вячеслав развёл руками, улыбнулся ободряюще, — похоже, ты от меня эту заразу всё-таки подхватил. Тлеет она в тебе. Не чуешь?

— Что-то есть. Марина, вот, заметила.

— И её не обошло.

Виктор задумчиво посмотрел на друга.

— Однако. А специально кого-нибудь…?

— Павла…на прощание. У него, как и у нас — четвёртая. Я долго к нему присматривал-ся. Так он, собака, после моего отъезда, — Горин заулыбался, и вид у него стал донельзя до-вольный, — такую команду себе спаял!

Генерал хмыкнул.

— Довелось их в деле…, в девяносто шестом. И Колю Иванькова…

— И Колю. Только он в медиумы не прошёл. А Паша к этому и не стремился, он бойцов делал.

Генерал, откинувшись в кресле, перевёл взгляд на потолок.

— Как он там, в 'Новой Азии'? Четвёртые сутки пошли.

— Думаю, — Вячеслав, наклонив бутылку над бокалом Виктора, сосредоточенно наблю-дал, как золотисто-коричневая жидкость вытесняет радужную пустоту, — думаю, он скоро объявится.

Стараясь писать разборчиво, Серёга Капралов вывел вверху первого листа: ' Тема Ве-ликой Отечественной войны в творчестве Виктора Астафьева'. Можно сказать, пофартило, всё-таки Астафьева они проходили под занавес, и в памяти кое-что отложилось, в смысле, не всё улетучилось. Разобрать тему стоит на примере повести 'Пастух и пастушка — современная пастораль', остальные вещи перечислить, и побольше об авторе и о его военной молодости.

Серёга напряг память, шариковый стержень скользнул по бумаге, оставляя чёрный след.

'Виктор Астафьев родился в 1924 году в селе Овсянка близ Красноярска. Детство пи-сателя было трудным. Рано лишившись матери, он воспитывался в семье бабушки и дедуш-ки, затем в детском доме. В 1941 году поступил в железнодорожную школу ФЗО на станции Енисей, после окончания работал составителем поездов, откуда вскоре ушёл на фронт'.

В институтской аудитории рабочая тишина, слышится поскрипывание стульев, шелест бумажных листов смешивается с шелестящим дыханием трёх десятков абитуриентов, идёт первый вступительный экзамен по русскому и литературе — сочинение. Ребята старательно пишут. На подиуме длинный стол, за столом, изредка поглядывая на молодёжь, тихонько переговариваются две тётки, рядом с ними немолодой, седоватый дядька что-то сосредоточенно черкает в тетради, периодически тыкая пальцем в дужку сползающих очков. Атмосфера самая, что ни на есть, творческая.

…Где-то я вычитал, что в Китае в эпоху правления династии Мин, кандидаты на долж-ность чиновника тоже писали несколько сочинений и даже поэмы, чтобы подтвердить своё знание литературной