Ладно, потом доскажу.

'Субару' действительно нырнула в арку. Внутренний двор, образованный единым, замкнутым в периметр, жилым домом, сам по себе небольшой, уютный, коммунальными услугами не обижен, жильцам есть, чем гордиться: мусорные баки прямо под окнами, рядок чахлых кустиков, детская песочница, прямо возле баков спонтанно возникшая автостоянка — в целом не слишком отличается от множества старых московских двориков. Во дворе пусто и тихо. На весь дом светятся всего несколько окон.

Машины остановились в метре одна от другой. Стёкла поехали вниз. Дядька, не выхо-дя из-за руля, протянул в окошко ключи, Сухов принял.

— Второй подъезд, первый этаж, номер восемнадцать. Платная охраняемая стоянка за углом. Разберётесь? Извините, — мужчина попытался улыбнуться, — за нерадушный приём, жену сегодня прооперировали, беспокоюсь, еду в больницу. Если нет вопросов…?

— Спасибо, вам. Разберёмся.

Дядька укатил.

— Я думал, — Паша потрогал свой нос, словно только что получил щелчок, — он по жизни такой бука.

— Бывает, — Сухов дёрнул плечом, — Давай, выгрузим из машины всё, что нам принадле-жит, обезличим, так сказать, чужой транспорт и уберём с глаз долой под охрану. В квартире разговоров по делу не ведём.

— Думаешь?

— Не знаю, и знать не хочу, но…сам понимаешь.

— Угу, — Павел согласно кивнул, — тогда договаривай здесь, что не успел.

Фёдор развёл руками.

— Да ты и сам всё понял.

— Есть пробелы, — Павел качнул головой, — маслице, предположительно, путешествует вместе с рыбьим жиром. Так? А рабы, как я понимаю, сами наркоманы, так чего же…?

— Ошибочка. Они не наркоманы, они люди, 'искренне верующие'. Другое дело, что ве-ра внедрена в их сознания искусственно, с использованием психотропных препаратов, по-давляющих волю. Вероятно, в общине регулярно проводятся моления, где пастыри неза-метно подкачивают паству психотропами для укрепления веры. Ещё вопросы?

— А, как же! Ты уловил, к чему я веду? — В голосе Павла звучало аккуратно дозирован-ное ехидство.

— Ну, давай, веди, — Фёдор с недовольным видом отвернулся к окну.

— Вижу, — Паша удовлетворённо вздохнул, — что уловил. Молчишь? Тогда спрашиваю конкретно: если рабы такие 'искренне верующие', то увещевания на них не подействуют, и они по первому знаку адептов растащат нас на фрагменты. Чтобы самим выжить, нам при-дётся защищаться, значит, мочить неповинных одурманенных людей. Это торжество спра-ведливости да? В жисть не поверю, чтоб ты, да этот вопрос не обмозговал заранее. Колись, чего уж.

Сухов молча поднял правую руку к лицу, большим и средним пальцами помассировал уголки глаз, уронил руку на обтянутую кожей панель приборов, выбил короткую дробь.

— Мы, — начал он, словно в раздумье, — можем вернуться и купить билеты на самолёт, как законопослушные…

— Неправильный вариант, — отрезал Павел.

Фёдор встрепенулся.

— Ну, уел ты меня, Пашка, уел! Не знал я, с какого боку к тебе подойти. Там на берегу, когда я того зверя финкой, ты мне ничего не сказал, но я-то видел твоё недовольство. А кто надысь уверял, мол, 'на войне, как на войне'?

— То есть мочить всех пастырей на месте, чтоб никто не успел поднять общину в шты-ки?

— Да! Иначе в аэропорт.

Паша откинулся на спинку сиденья.

— Надо, значит, надо, — пробормотал он, — потащили шмотьё в квартиру.

Сухов облегчённо перевёл дух, кажется, вот-вот перекрестится, но креститься он не стал, тронул приятеля за плечо.

— Ты меня, бывало, фруктом величал, так ты тоже…того — не лучше.

Паша расплылся в улыбке.

…На исходе ночи два человека покинули квартиру, расположенную на первом этаже трёхэтажного жилого дома, невидимые и неслышимые пересекли замкнутый двор, минова-ли арку и очутились на неосвещённой в целях экономии улице. Одеты они были неброско, универсально и демократично. В такой одёжке, одинаково пригодной, как для дальних по-ходов, так и для повседневной носки, постоянно щеголяли нынче миллионы провинциаль-ных россиян. На плече у молодого болталась спортивная сумка, за спиной прилепился то-щий мини-рюкзачок, тот, что постарше, шёл налегке. Они уверенно повернули налево и до-вольно быстро вышли к железнодорожному вокзалу.

Город на полторы сотни тысяч жителей, это, конечно, не многомиллионная Москва, но единственный вокзал, хоть и не выглядел переполненным, однако и не пустовал даже по такому раннему времени — всегда и везде найдётся десяток-другой-третий непосед, которым срочно куда-нибудь нужно. И выглядят непоседы в большинстве своём примерно так же — затеряться даже в небольшой толпе сравнительно легко, особенно если ты в принципе нико-му не нужен.

Павел с Суховым перво-наперво направились к автоматическим камерам хранения и избавились от обременительной сумки, в которой до поры упокоились обременительные цивильные шмотки и обременительный, обложенный этими шмотками, ноутбук. Если бы портативный компьютер был наделён сознанием, он бы, безусловно, обиделся на такое обхождение, ведь во многом благодаря его помощи Фёдор сумел — Паша узнал об этом минутами позже — обрушить лавину законных репрессий на региональную структуру секты, лавину, похоронившую под собой мощный наркотический источник.

До самого утра Павел ни о какой, такой-сякой лавине ведать не ведал, но зато он знал Сухова и намотал на уши его вскользь брошенную фразу, что, мол, 'утречком узнаем ре-зультаты'. Поэтому он ночью вовсю отдыхал и плохих снов не видел. А 'утречком', точнее, в четыре после полуночи, Фёдор связался по Интернету с Москвой. С учётом разницы во времени там был самый разгар рабочего дня. Паша не стал заглядывать через плечо и любо-пытствовать, с кем Сухов 'чатится'. Созреет — скажет. Он успел проделать комплекс обяза-тельной разминки и даже почистить зубы и побриться, а когда, благоухая пастой и кремом, вышел из ванной комнаты, увидел уже упакованную сумку и довольную физиономию друга. Павел вопросительно глянул на Фёдора, тот, молча, поднял кверху большой палец, а потом медленно повернул его вниз жестом римлянина — 'пиндык проигравшему'.

После камеры хранения они купили билеты на пригородную электричку, и вышли из гулкого здания на безлюдный перрон. Сухов, помаячив перед глазами фосфорным цифер-блатом, полез за первой на сегодня сигаретой. Снова зарядил мелкий дождик. Вокзальные окна — единственные источники света, бросали на асфальт поблескивающие от влаги жёлтые полосы, худо-бедно, рассеивающие сырую тьму. Павел подставил лицо солоноватому, едва ощутимому сквозняку.

— Оглашаю, — начал Сухов, выдыхая слова вместе с табачным дымом, — последние из-вестия. В результате непростых переговоров, сначала моих с Шершневым, а потом Виктора Сергеича с руководством ГУ по борьбе с незаконным оборотом, во Владик срочно вылетела группа федералов. Собственно, они уже на месте. Сегодня в середине дня под их руково-дством и при непосредственном участии силами местного ОМОНа будет произведён захват офиса фирмы 'Уральский-Дальний' и перерабатывающего цеха. Лица, причастные к произ-водству и сбыту наркотиков, пойдут на нары.

— Каждый охотник желает знать, где сидит стукач, — то ли предостерёг, то ли уточнил Паша.

— Обижаешь. Федералы не лохи.

— А они найдут?

— Обижаешь, я тоже не лох. На сегодняшний день фирмой заказан под погрузку трёх-тонный контейнер и приобретено койко-место для сопровождающего. Смекаешь? Вскрышка произойдёт прямо на товарном дворе. — Сухов щелчком положил окурок с пяти шагов точнёхонько в урну, посмотрел на самосветящиеся зеленью стрелки. — Щас электричку подадут.