беспокойся. Я знаю, что делаю.

– Как хочешь. Это не моё дело, да?

– Я этого не говорил.

Она отвернулась и заметила стоявшего у двери мальчика.

– Ты здесь? Что тебе надо?

Мальчик перевёл глаза на Варю, подумал и стал шаркать ногой по полу.

– Ну, иди сюда, не бойся. Скажи дяде «здравствуйте». Иди, глупыш, он не кусается. Где ты оцарапался?

Она порывисто встала, подошла к мальчику и опустилась на колени.

– Бедный малыш, тебе попало от папы? Правда, Матвеев, хорошенький мальчуган? Ты, я вижу, даже не умывался сегодня. Смотри, какие лапки грязные, – бяка! Но ты больше не приноси ему пирогов с рисом, – он не слушается твоей сестры. Понимаешь?

Она нервно рассмеялась.

– Что же ты молчишь? Дядя подумает, что ты немой. Где мама сейчас?

Мальчик смотрел вбок, наклонив голову, и сконфуженно молчал. Варя нахмурилась.

– Ну, не упрямься, – сказала она резко. – У тебя нет языка, маленький бука? Где мама? На кухне, да?

Он поднял голову и улыбнулся, не понимая, чего она хочет от него. Варя покраснела, схватила его за плечо и вытолкала за дверь. Обернувшись, она заметила на себе скучающий взгляд Матвеева, и её возбуждение разом упало. Она подошла, смущённая, к его кровати и села.

– Ты меня считаешь дурой сейчас? – спросила она, нерешительно поднимая на него глаза. – Только скажи прямо, как ты думаешь, не скрывай.

– С чего ты взяла? Разумеется нет.

Матвеев чувствовал себя тягостно.

– Ты не думаешь, что я мещанка и что у меня нет интересов?

Он вздохнул.

– Я не понимаю, зачем ты это спрашиваешь. Конечно нет.

Варя встала.

– А если я попрошу тебя об одной вещи? – сказала она. – В этом нет ничего особенного, честное слово.

– О чем?

– Чтобы ты остался здесь, пока не придут красные. А Безайс может поехать.

– Какая ты странная, – сказал Матвеев, криво усмехаясь. – Ведь надо же мне ехать. Мы и так потеряли много времени.

– Я не знаю. Но если я тебя попрошу, понимаешь? Очень попрошу?

– Ну, хорошо, – ответил Матвеев, опуская глаза. – Я как-нибудь попробую.

Они помолчали, не глядя друг на друга. Варя собрала тарелки и вышла из комнаты. В дверях она столкнулась с Безайсом.

Безайс был в приподнятом настроении. У него был вид человека, с аппетитом позавтракавшего, довольного собой и миром.

– Слушай, старина, – сказал он возбуждённо. – Как только ты научишься жевать твёрдую пищу, я дам тебе попробовать здешних битков с луком. Она делает их отлично. Я почти отвык от горячего мяса и сейчас ел будто впервые. Нам очень повезло, что мы наткнулись на Варю. Я прощаю Майбе, что он выбросил нас из вагона. Что я делал бы с тобой, если бы не это тихое семейство?

Матвеев лёг и укрылся одеялом.

– Очень жаль, что тебе здесь так понравилось. Мы должны уехать как можно скорее. Ты предпринимаешь что-нибудь?

– Куда ехать?

– Дальше, в Приморье. Это для тебя новость?

– А твоя нога?

– Мне это надоело. Что, я умираю, что ли? Скоро я вполне смогу ехать. И, пожалуйста, держи язык за зубами. Не говори Варе ничего об отъезде. Она, конечно, хорошая девица, но лучше об этом помалкивать. Если она спросит, когда мы едем, то говори, что когда придут красные.

– Это все? – спросил Безайс.

– Все.

– А теперь послушай меня, – сказал Безайс торжественно. – Ровно неделю ты не выйдешь из этой комнаты. Сначала ты будешь лежать и есть манную кашу. Дня через три ты побалуешься сухарями. А если не будет лихорадки, мы устроим тебе оргию из куриного бульона, рисовой каши и слабого чая. Не падай духом – если тебе очень повезёт, я позволю тебе пройтись немного по двору.

– Безайс, не зазнавайся! Сейчас я встану и вышибу из тебя дух.

– Меня изумляет забавная наглость этого негодяя, – сказал Безайс, показывая на Матвеева и как бы обращаясь к публике. – Ты встанешь? А ты знаешь, сколько вытекло из тебя крови? У тебя закружится голова при первых шагах. Надо лежать и лежать. Я знаю толк в этих вещах, мне самому пришлось их попробовать.

– Только не повторяй мне истории о твоей опухоли, – сказал Матвеев, смеясь и хмурясь. – У меня хватит силы запустить в тебя ботинком.

– Я хочу на это посмотреть, – ответил Безайс.

Через несколько дней вечером Безайс зашёл в комнату Матвеева и остановился на пороге. Матвеев, совершенно одетый, стоял посреди комнаты и, нерешительно улыбаясь, медленно двигался к окну. В первый раз Безайс увидел его на костылях и был поражён этим.

Матвеев поднял голову.

– Только молчи, – сказал он. – И не подходи близко. Знаю, знаю. Ты мне надоел.

– Кто же помог тебе одеться?

– Сам. От начала до конца. Это надо уметь. Ботинок был под кроватью в самом углу, я достал его костылём. Самое трудное были брюки.

Он сделал ещё шаг и остановился, с любопытством глядя на костыли.

– Они стучат страшно, как товарный поезд. Но ничего, я привыкаю уже. Смотри.

Он дошёл до окна и вернулся обратно.

– Видел? – сказал он. – Ну, что ты мне скажешь? Безайс, будем говорить серьёзно: дальше так идти не может.

– Что?

– Надо что-то делать. Мне надоело тут до смерти. Ещё неделя – и я буду ходить свободно. А ты ничего не делаешь, прямо-таки пальцем не шевелишь. Так нельзя, Безайс.

– Ну, что же мне делать?

– Ехать дальше, – вот-что. У меня чешутся руки. Ты что-то говорил о романтике, вот теперь она и начинается. Ты выяснишь, можно ли ехать по железной дороге или нельзя. Если нет, поедем на лошадях. Там, наверное, думают, что нас убили или что мы испугались. Это я предлагаю тебе категорически, и чем меньше ты будешь рассуждать, тем лучше.

– Ты пойми, что это невозможно.

– Оставь. Мы обязаны доехать и начать работу.

– Дурак, да ведь это место черт знает где – в тайге. Туда и здоровым людям трудно добраться, а как же ты?