лучам светила, как бы загорая,подставив спины потные свои.Домой — к чему ходить; обед несложен —всего-то коркой размешать бурдуи, вынув ложку, как кинжал из ножен,скрипя зубами, взяться за еду.Придут под вечер из лесу подросткис почти пустой корзиной ли, с мешком,там — ягоды, и высохши, и жестки, —мамашам их предъявят со смешком,к порогу выйдут, тощей самокруткойзатянутся, не разжимая губ,и долго смотрят с ненавистью жуткойв закат, на стылый ряд фабричных труб.
Сточный люк
Измотан морозом и долгой ходьбой,старик огляделся вокруг,подвинул решетку над сточной трубойи медленно втиснулся в люк.Он выдолбил нишу тупым тесаком,спокойно улегся во тьме,то уголь, то хлеб он кусок за кускомнашаривал в жидком дерьме.Почти не ворочался в нише старики видел одних только крыс,лишь поздний рассвет, наступая, на мигв решетку заглядывал вниз.И зренье, и слух отмирали в тиши,и холод как будто исчез,и дохли в одежде голодные вши,утратив к нему интерес.И был он безжалостно взят за грудки,и вынут наружу, дрожа,и тщетно пытался от грозной рукиотбиться обтеском ножа.
Выдворение из приюта для слепых
Богадельная стала свалкой гнили,из отбросов стряпалась жратва —и слепые щеточники взвыли,и качнуть надумали права.Семеро пожаловались хором —персонал, выходит, нерадив, —расползлись, чуть живы, по каморам,с жалобой к опекуну сходив.Натыкались на углы страдальцытам, где ковыляли столько лет,по-слепецки налагали пальцына любой попавшийся предмет.Медленно валандались по домуот добра искавшие добраи, соседям разгоняя дрему,что-то бормотали до утра.И когда рассвет забрезжил хмурый,каждый был на лежбище своемтрижды и четырежды, как шкурой,позамотан щеточным сырьем.Думали — начальство гнев ослабит,и до смерти бы лежали так, —но к обеду с кошта снятых ябедвыперли из дома, как собак.