материнской структуры все действительно выглядело именно так: аудированная международная отчетность, финансовый директор — иностранец с особыми полномочиями, миллиардные дивиденды и прочие «прелести» good corporate governance. Но на уровне «дочек» и «внучек» уже упоминавшаяся нефтесодержащая жидкость, нефтедобывающие предприятия без основных фондов и персонала и прочие ухищрения, действительно имеющие лишь одну цель — минимизация налогов. Что же касается роста капитализации ЮКОСа в начале 2000-х гг., наиболее быстрого среди российских нефтяных компаний, то причина этого заключается не столько в объективном превосходстве, сколько в хорошем пиаре и знании М. Ходорковским психологии инвестиционного сообщества, с одной стороны, и одновременном желании этого сообщества найти в России компанию — blue chip — с другой.

Но независимо от отношения к описанным крайним точкам зрения нельзя не признать, что «творение права» Басманным судом, строго говоря, было нарушением базовых принципов российской правовой системы. Причем осуществленным во исполнение недвусмысленных пожеланий высших государственных чиновников. В результате обществу, и в особенности бизнесу, стало ясно, что в своей деятельности власть исходит, в частности, из следующих принципов:

? доминирующей ветвью власти была, есть и будет исполнительная, никакого реального разделения властей не предполагается;

? независимость суда, равенство всех перед законом, состязательность процесса, юридическая техника и т. д. имеют решающее значение лишь тогда, когда дело не затрагивает государственные интересы;

? не согласованная с государством поддержка бизнесом структур гражданского общества (общественных инициатив) — вещь подозрительная.

Могут существовать совершенно различные точки зрения о том, насколько эти принципы экономически эффективны и соответствуют национальным интересам страны. Но очевидно, что у значимой части бизнеса они оптимизма не вызывают, по крайней мере пока.

Есть одна тема, которая, несмотря на кажущуюся абстрактность, может оказаться ключевой. В последние три-четыре года одним из наиболее обсуждаемых экономических сюжетов является развитие. Правительство создает для этого специальные структуры и выделяет им достаточно большие средства. Согласно доминирующим в мире представлениям, субъекты развития в современных условиях сосредоточены в частном секторе, а государство выступает в качестве ассистирующего партнера. Но о каком реальном партнерстве может идти речь, если «делом ЮКОСа» наше государство подвесило ружье и продемонстрировало бизнесу, что выстрелить оно может в каждого и в любой момент?

Однако следует отметить, что непосредственно на общеэкономическую ситуацию в России «дело ЮКОСа» никак не повлияло или, по крайней мере, никому не удалось это влияние выявить и убедительно доказать. В частности, не было никаких признаков реакции на него со стороны иностранных инвесторов. А эта реакция в 2003–2005 гг., как нам представляется, ожидалась и властью, и ее оппонентами. Основное, а возможно, и исчерпывающее объяснение такой индифферентности состоит в том, что слишком хорошую динамику демонстрировала российская экономика, слишком высокими были в тот период цены на энергоносители и прочие сырьевые товары, традиционно экспортируемые Россией. Но считаем необходимым отметить еще ряд моментов. Во-первых, Россия априори рассматривается международными деловыми и политическими кругами как незападная страна, к властям которой не стоит подходить с принятыми там мерками. (А в странах «третьего мира» президенты сажают миллиардеров регулярно.) Во- вторых, жесткие наказания за уклонение от налогов вообще и ключевое решение Басманного суда в частности выглядят более естественно с позиции англосаксонского права, чем с позиции российского (см. выше). В-третьих, некоторые еще помнили попытку оппортунистического поведения М. Ходорковского по отношению к западным кредиторам в 1998–1999 гг. В итоге реакция со стороны западных деловых кругов оказалась совсем не такой, как со стороны политизированной общественности [93].

В 2000-е гг. государство предъявляло серьезные налоговые претензии не только ЮКОСу, но и другим. Однако лишь еще один раз они превратились в смертельное оружие — в случае компании «Русснефть».

В начале 2007 г. Федеральная налоговая служба возбудила уголовное дело против этой компании по факту неуплаты налогов в особо крупном размере (объем претензий, включая штрафы и пени, составил 17 млрд руб.), а через четыре месяца обвинение было предъявлено ее основному акционеру — М. Гуцериеву. Одновременно были поданы иски в Арбитражный суд по фактам многочисленных перепродаж акций компании по заниженным ценам. В результате были арестованы как активы «Русснефти», так и основная часть ее акций. Летом того же года был выписан ордер на арест М. Гуцериева, но до этого ему удалось покинуть Россию, продав, по всей видимости, компанию О. Дерипаске по цене как минимум вдвое ниже, чем ее оценивали отраслевые эксперты. Особо неприятный оттенок придает этой истории то, что «Русснефть», замыкающая десятку российских вертикально интегрированных нефтяных компаний, появилась не в результате приватизации 1990-х гг., а была создана М. Гуцериевым уже в XXI в. путем собирания малых нефтедобывающих предприятий.

В других случаях дело обошлось «малой кровью», поскольку государство, судя по всему, изначально не планировало ни разрушать, ни экспроприировать компании. Так, российские акционеры ТНК-ВР после длительных судебных разбирательств и значительного снижения первоначальной исковой суммы в конце 2006 г. выплатили около 1,5 млрд долл. [94], после чего тема была исчерпана. Произошедший в первой половине 2008 г. острый конфликт между российскими и британскими акционерами компании к налоговой проблематике никакого отношения не имел.

Признанная и погашенная задолженность «Газпром нефти» в ее бытность «Сибнефтью» составила несколько сот миллионов долларов. При ценах на нефть середины 2000-х гг. эти суммы для должников принципиального значения, конечно, не имели.

Наиболее своеобразной была ситуация с «ЛУКойлом», который в 1990-е гг. осуществлял налоговую оптимизацию по схемам, близким к юкосовским, используя байконурские офшоры. Именно «ЛУКойлу» были предъявлены первые иски, но это произошло в 2002 г., и компании удалось выиграть все дела в судах. Затем последовало заявление ее президента В. Алекперова, смысл которого сводился примерно к следующему: мы доказали, что наше поведение не нарушало букву закона, но признаем его несоответствие духу закона в его современном понимании. После чего «ЛУКойл» добровольно выплатил в бюджет начисленную ему недоимку, составлявшую несколько сот миллионов долларов. Как показали все последующие события, государство вполне оценило подобную лояльность.

Последние из озвученных претензий государства к крупному бизнесу имели неналоговый характер и были связаны с металлургией. Летом 2008 г. председатель правительства РФ В. Путин в весьма жесткой форме обвинил Стальную группу «Мечел» в завышении цен на коксующийся уголь для отечественных потребителей и в укрывании доходов в офшорах. Однако здесь политических проблем, похоже, не возникло. Федеральная антимонопольная служба (ФАС) в сотрудничестве с «Мечелом» и другими производителями коксующегося угля быстро провела расследования, подтвердившие претензии главы правительства. В результате провинившиеся выплатили относительно небольшой штраф и приступили к заключению долгосрочных контрактов с потребителями по сниженным ценам.

В описанном примере с чисто формальных позиций можно было бы оценить и измерить (и некоторые это действительно делали) отрицательное воздействие публичной акции властей на капитализацию «Мечела», всей металлургической отрасли и далее по списку. Однако, на наш взгляд, в условиях, когда российский фондовый рынок в целом падал под воздействием мирового финансового кризиса, делать далекоидущие выводы из локальных ускорений или замедлений особого смысла нет.