этому моменту ситуация изменилась кардинальным образом.
В июле 2003 г. арестовали главу МФО «Менатеп» П. Лебедева. Ему предъявили обвинения, связанные с приватизацией ОАО «Апатит» в середине 1990-х гг. Дело о невыполнении условий залогового аукциона по «Апатиту» было возбуждено еще в 1997 г., никуда не продвинулось, а после августа 1998 г. было положено под сукно. В 2003 г. никакого экономического смысла оно уже не имело. В это время ОАО «Апатит» работало эффективно, удовлетворяло потребности внутреннего рынка, являясь структурообразующим предприятием для Мурманской области и значимым налогоплательщиком на федеральном уровне, т. е. реальная экономическая цель, которая ставилась на залоговом аукционе, была достигнута. Формальные нарушения его условий наверняка имели место, и было бы странно, если бы их не было. Напомним, например, об одном из них — построить на территории комбината пивной завод для обеспечения потребностей трудового коллектива. Возможно, в 1995 г., когда городская администрация вписывала это требование, оно имело какой-то смысл. Но уже очень скоро проблема дефицита данного напитка была решена по всей России. Заметим, что и другие претензии имели чисто локальный характер и, как выяснилось в судебном разбирательстве, ни региональные, ни местные власти на них не настаивали.
Также летом 2003 г. прокуратура объявила о возбуждении ряда уголовных дел против ЮКОСа в связи с уклонением от налогов в течение нескольких прошлых лет. Объявленная сумма претензий составила несколько миллиардов долларов, но с учетом масштабов компании не выглядела угрожающе. Во-первых, в прошлом корпоративным юристам, как правило, удавалось оспаривать налоговые претензии в судах, по крайней мере частично. Во-вторых, спустя месяц Министерство по антимонопольной политике выдало разрешение на слияние «Сибнефти» и ЮКОСа, и последний приступил к допэмиссии своих акций для обмена на акции «Сибнефти».
Однако арест М. Ходорковского в октябре 2003 г. показывает — никакого «хэппи энда» не будет. Становится ясно, что дело не в налогах и прочей скучной экономике, а в том, что политическое руководство страны рассматривает данного предпринимателя как серьезного политического противника.
Возникает естественный вопрос — как совместить аресты и налоговые претензии, а также то, что мы знаем о дальнейшей судьбе ЮКОСа, с благосклонным отношением в 2003 г. к процессу его слияния с «Сибнефтью»? По этому поводу внешний наблюдатель может лишь выдвигать версии. На наш взгляд, изначально задача состояла в том, чтобы уничтожить М. Ходорковского как политическую фигуру. Для этого необходимо было отделить его от его собственности и порождаемого ею потока доходов. Сам же ЮКОС как растущая и эффективная компания, высоко оцениваемая мировым рынком, вовсе не был в опале [88].
Еще раз обратим внимание на четырехмесячную паузу после ареста П. Лебедева. Арестовав третьего человека в ИБГ, государство, на наш взгляд, предложило М. Ходорковскому вариант, уже успешно опробованный на В. Гусинском и Б. Березовском, — эмиграцию с последующими переговорами об условиях освобождения соратника и передачи собственности. Но М. Ходорковский намека не понял или не принял и оказался в тюрьме, прочие же основные акционеры — Л. Невзлин, В. Дубов, М. Брудно — эмигрировали в Израиль.
После этого, по нашим предположениям, стали рассматриваться преимущества и политические издержки различных вариантов изъятия активов. В конце концов было решено, что наименее проблемный из них — ликвидация ЮКОСа на основании судебно установленных налоговых преступлений и передача его активов государственным компаниям. (Одним из альтернативных вариантов мог бы стать выкуп ЮКОСа за сумму во много раз ниже рыночной. Но мало кто признал бы легитимным договор государства с сидящим под арестом собственником. Не говоря уже о том, что, насколько известно, по действовавшему соглашению акционеров ЮКОСа после ареста М. Ходорковского право принятия решений автоматически перешло к недосягаемому Л. Невзлину.)
В чем причина столь непримиримого отношения власти к М. Ходорковскому? Были ли у нее достаточные основания идти на столь жестокую расправу с компанией и ее собственниками, несмотря на очевидные риски для инвестиционного климата и экономической ситуации в целом?
В 2003–2004 гг. достаточно часто приводилось «экономическое» обоснование. Утверждалось, что М. Ходорковский собирался сразу же после завершения формирования «ЮКОС-Сибнефти» продать ее иностранцам, чего исходя из национальных интересов нельзя было допустить. Назывались и имена возможных покупателей — крупнейшая нефтяная компания мира
Таким образом, остаются версии политические. И здесь придется домысливать, хотя и опираясь на общеизвестные факты. А факты эти следующие.
Во-первых, в 2002–2003 гг. для общественного мнения и в стране, и за рубежом М. Ходорковский стал превращаться в отечественного предпринимателя номер один, а ЮКОС — в лидера российского бизнеса. На самом деле и компания, и ее владелец были лишь в ряду крупнейших, но хорошо поставленный международный пиар и потребность мировых финансовых рынков в новых «российских звездах» [89] сделали свое дело.
Во-вторых, темпы роста капитализации ЮКОСа были действительно впечатляющими и имели под собой реальные основания — быстрое увеличение добычи и обещание миллиардных дивидендов. (Аналогичные суммы тогда выплачивала только «Сибнефть».)
В-третьих, акционеры ЮКОСа стали инвестировать в политические ресурсы нового типа — структуры гражданского общества. Они выступили учредителями и спонсорами многих негосударственных образовательных, научных и экспертных организаций. Открыто оппозиционными они, конечно, не были, но с логикой выстраивания всевозможных вертикалей имели мало общего (напомним хотя бы про фонд «Открытая Россия»). И это в ситуации, когда на протяжении всей постсоветской истории преобладающей формой общественной деятельности крупного бизнеса и его представителей была благотворительность (добровольная и не очень) или в лучшем случае поддержка государственных вузов и их студентов.
В-четвертых, ЮКОС по сравнению с другими бизнес-структурами был наиболее активным лоббистом и в Государственной думе, и в Совете Федерации, и в структурах исполнительной власти. Вдобавок стиль этого лоббизма существенно отличался от сложившегося. М. Ходорковский, пожалуй, единственный из бизнесменов, кто при общении с руководителями страны выступал с позиций не просителя, а партнера по переговорам. Напомним также беспрецедентно жесткую кампанию в СМИ против законодательства о Соглашениях о разделе продукции (СРП), в которой они приравнивались к Октябрьской революции 1917 г. и Беловежским соглашениям о ликвидации СССР.
И наконец, чистая политика. Во время предвыборной кампании к думским выборам 2003 г. ЮКОС и его акционеры были, по общему мнению, основными спонсорами оппозиции в лице «Яблока» и КПРФ. Причем список связанных с ЮКОСом кандидатов был весьма длинным [90]. Но, вероятно, еще более важно следующее: в ряде интервью М. Ходорковский заявлял, что достиг в бизнесе всех своих целей, намерен в течение нескольких лет отойти от него и заняться общественно-политической деятельностью. И в СМИ сразу же заговорили о нем как о будущем кандидате на пост председателя правительства [91].
Похоже, перечисленные обстоятельства побудили власть считать, что М. Ходорковский действительно имеет самые серьезные политические амбиции, причем, в отличие от Б. Березовского и B. Гусинского, способен подкрепить их немалым количеством свободных и абсолютно легальных миллиардов. А следовательно, представляет существенную опасность для выстраиваемой политической и административной системы, которая не предполагает наличия внутри страны никаких по-настоящему автономных игроков. Конечно, мы, как, впрочем, и любой другой внешний наблюдатель, не можем претендовать на то, что данная конструкция описывает действительные мотивы политического руководства
