Она собиралась выйти в город с другими девушками, и я тут же начал соображать, как бы мне организовать слежку. Но прогулка была отложена, когда Майк пригласил Джессику на свидание, которое он первоначально задумывал для Беллы.
Поэтому я прямиком отправился к дому Свонов, мимоходом лоцируя окрестный лес — не бродит ли там кто-нибудь опасный. Я знал, что Джаспер попросил своего бывшего брата по клану избегать города — ссылаясь на мое умопомешательство в качестве и объяснения, и предупреждения — но рисковать я не мог. Питер и Шарлотта не намеревались входить в конфликт с моей семьёй, но намерения — штука изменчивая...
Ну хорошо, я перестраховывался. Знаю.
Прошёл целый нескончаемый час. Наконец, будто сжалившись над моими страданиями, будто зная, что я наблюдаю за ней, Белла вышла из дома во двор. В руках она несла книгу, а под мышкой было зажато одеяло.
Я тихонько вскарабкался повыше на ближайшее дерево, с которого был виден двор.
Она расстелила одеяло на влажной траве, легла на живот и стала пролистывать свою потрёпанную книгу, словно пытаясь найти в ней то место, на котором остановилась. Я читал через её плечо.
Ах, и здесь классика. Белла была поклонницей Остен.
Она читала быстро, скрещивая и перекрещивая поднятые вверх лодыжки. Я любовался игрой солнечного света и ветра в её волосах. И вдруг она застыла, пальцы замерли на странице. Книга была открыта на третьей главе. Белла резко схватила и перевернула сразу целую стопку страниц.
Оказывается, книга была собранием романов. Белла начала читать следующий. Я бросил взгляд на титульную страницу — 'Мэнсфилд Парк'. Странно, почему она так резко перескочила с одного романа на другой...
Не прошло и нескольких минут, как она сердито захлопнула книгу. Хмуро сдвинув брови, она отложила томик в сторону и перевернулась на спину. Глубоко вздохнула, как бы пытаясь успокоиться, поддёрнула рукава и закрыла глаза. Я помнил содержание романа, но никак не мог взять в толк, что в нём могло так её расстроить. Ещё одна загадка. Ничего не поделаешь, остаётся только вздохнуть...
Она лежала очень тихо, пошевельнувшись только один раз — чтобы смахнуть волосы с лица. Они сверкающим каштановым потоком растеклись вокруг её головы. И больше Белла не двигалась.
Её дыхание замедлилось. А через несколько долгих минут губы её затрепетали. Она что-то бормотала во сне.
Сопротивляться любопытству было невозможно. Я до предела напряг слух, заодно улавливая и голоса из домов поблизости:
Убедившись, что рядом никого нет, я спрыгнул на землю, мягко приземлившись на носки. Я поступал неправильно, непродуманно и крайне рискованно. С каким высокомерием я когда-то осуждал Эмметта за его легкомыслие, а Джаспера —за недостаток дисциплины! Теперь же я сам сознательно попирал все правила с такой дикой несдержанностью, на фоне которой бледнели все промахи моих братьев. И это я, который всегда подавал другим пример ответственного поведения!..
Я вздохнул и, не взирая на укоры совести, крадучись двинулся к Белле через залитую солнечным светом лужайку.
Я старался забыть о том, как выгляжу в ярком свете солнца. Моя кожа была каменной, холодной и нечеловеческой, в тени это ещё как-то удавалось скрыть; но на солнце я вообще не хотел бы видеть себя рядом с Беллой. Различия между нами и так были непреодолимы; осознание этого было моей постоянной болью, а стоило только вообразить ещё и эту картину, как боль становилась невыносимой.
Однако когда я подошёл к Белле ближе, игнорировать радужные отблески на её коже стало невозможно. Мои челюсти свело при этом зрелище. Можно ли быть бoльшим уродом, чем я? Представляю, какой ужас объял бы её, если бы она открыла глаза прямо сейчас…
Я отступил, но тут она снова забормотала, и я остановился.
— Ммм... Ммм…
Ничего непонятно. Хорошо, я рискну подождать.
Оказавшись так близко к Белле, я на всякий случай задержал дыхание и, вытянув руку как можно дальше, осторожно взял её книгу. Я снова задышал только тогда, когда отошёл от неё на несколько ярдов. Казалось, солнечный жар и свежий воздух сделали её аромат ещё слаще. Огонь жажды испепелял меня с удвоенной силой — я отвык от жгучей боли, будучи слишком долго вдали от Беллы.
Я постарался овладеть собой, а затем, принудив себя дышать через нос, открыл книгу. Она начала с первого романа... Это был 'Разум и чувство'. Я быстро пролистал до третьей главы, ища, что же могло так оскорбить Беллу в чрезвычайно деликатной прозе Остен.
Когда мои глаза наткнулись на имя Эдварда Феррарса, впервые появляющегося в этой главе, Белла заговорила снова:
— Мммм… Эдвард... — Она вздохнула.
На этот раз я не испугался, что она проснулась: её голос был тих и нежен. Если бы она действительно проснулась, то закричала бы от ужаса при виде меня в ярких лучах солнца.
Радость, однако, победила отвращение к себе: Белла опять видела во сне меня.
— Эдмунд. Ахх... слишком… похоже…
Эдмунд?!
Ха! Да она вовсе не меня видела во сне! Ей снились литературные герои. Я слишком высоко занёсся. Отвращение к себе нахлынуло с новой силой.
Я положил книгу обратно и прокрался туда, откуда вышел — в сумрачную тень. Вот где моё истинное место.
День подходил к концу. И вновь я беспомощно наблюдал, как солнце медленно опускается к горизонту, а тени на лужайке сгущаются и подползают к Белле всё ближе и ближе. Мне хотелось оттолкнуть их, не дать им поглотить её, но наступление темноты было неизбежно — тени накрыли спящую девушку. Когда свет померк, её и без того бледная кожа стала белой, как у призрака, а тёмные волосы казались почти чёрными на фоне бескровного лица.
На это было страшно смотреть — как будто предсказания Элис сбывались у меня на глазах. И только ровное, сильное биение сердца Беллы не давало поверить в этот кошмар наяву.
Я вздохнул с облегчением, когда её отец вернулся домой.
Я даже различил кое-что в его сознании, пока он ехал по улице к дому: какое-то неясное раздражение, связанное с событиями на работе... предвкушение, смешанное с чувством голода... Должно быть, ему не терпелось приняться за обед. Мысли его были такими тихими и замкнутыми, что я не мог быть уверен, что понял их правильно, мог только догадываться об их общем смысле, о настроении их обладателя, да и то с трудом.
Интересно, как же тогда 'звучит' мать Беллы? Какая генетическая комбинация привела к появлению на свет столь уникального создания, как Белла?
Когда колёса отцовского автомобиля загрохотали по брусчатке подъездной аллеи, Белла проснулась и села. Она оглянулась вокруг — по-видимому, наступившая темнота застигла её врасплох. Один краткий миг она смотрела прямо в ту сторону, где во мраке прятался я, но взор её, не задержавшись, скользнул дальше.
— Чарли? — спросила она тихо, по-прежнему вглядываясь в окружающие маленький двор деревья.
Она услышала, как хлопнула дверь автомобиля, и повернула голову на звук. Быстро поднялась и собрала свои вещи, но прежде, чем уйти, она ещё раз бросила взгляд в сторону леса.
Я перебрался на дерево, росшее у окна одной из задних комнат. Комната была смежной с маленькой кухней, так что я мог слышать, как они проводят вечер. Было интересно сравнить слова Чарли с его едва слышными мыслями. Любовь и забота о единственной дочери заполняли все его помыслы, но говорил он всегда скупо и не о том, о чём думал. Большую часть вечера они проводили в дружественном безмолвии.
Я услышал, как она делилась своими планами на завтрашний вечер в Порт Аджелесе, и тут же стал составлять собственные планы. Джаспер не давал Питеру и Шарлотте указаний держаться подальше от Порт Анджелеса. Правда, они недавно питались и к тому же твёрдо обещали не охотиться вблизи нашего дома. Тем не менее, я решил, что подстраховаться не мешает — на всякий случай. К тому же, всегда мог найтись и кто-нибудь другой из наших сородичей, обуреваемый жаждой, уже не говоря обо всех чисто человеческих опасностях. А ведь раньше я о них как-то и не задумывался...
Я слышал её сетования по поводу того, что отцу придётся самому готовить себе обед, и улыбался — моя теория верна, она прирождённый опекун.
А потом я ушёл, зная, что вернусь, как только она уснёт.
Даже если моё наблюдение за нею и выглядело как вмешательство в её частную жизнь, то я это делал не с теми же целями, что какой-нибудь извращенец. Я был здесь для того, чтобы защищать её, а не подглядывать, глотая слюнки. Вот этим, без сомнения, занимался бы Майк Ньютон, если бы был достаточно ловок для того, чтобы передвигаться в кронах деревьев, как я. Я не смог бы поступать с ней так грубо и бесцеремонно.
Когда я пришёл домой, там никого не было. Это меня вполне устраивало. Надоели все эти недоумевающие, сочувствующие и снисходительные мысли, ставящие под вопрос моё душевное здоровье. К перилам лестницы была пришпилена оставленная Эмметтом записка:
'
Я нашёл ручку и нацарапал слово 'извини' под его мольбой. Всё равно команды будут равны по силам и без меня.
Я немного поохотился, довольствуясь небольшими, слабыми животными, не такими хорошими на вкус, как хищники — на более основательную охоту не было времени. Потом сменил одежду и бегом отправился обратно в Форкс.
Этой ночью Белла опять спала неспокойно. Она ворочалась, сминала простыни, воевала с подушкой, на её лице отражались то тревога, то печаль. Я задавался вопросом, что за кошмар её мучил, но вдруг подумал, что мне, наверно, лучше этого не знать.
На этот раз, говоря во сне, она в основном хмуро бормотала нелестные вещи в адрес Форкса. Только один раз, когда она выдохнула слово 'вернись' и в умоляющем жесте протянула открытую ладонь, я осмелился надеяться, что ей снился я.
Следующий день вынужденного прогула, последний, когда солнце было моим тюремщиком, во многом походил на предыдущий. Белла выглядела ещё более подавленной, чем вчера, и я уже было посчитал, что она отменит свои планы насчёт Порт Анджелеса, настолько она была не в настроении.
Однако, зная Беллу, можно ожидать, что она поставит интересы друзей выше собственных.
Сегодня на ней была блузка глубокого синего цвета. Она необыкновенно красила её: бледная кожа Беллы стала напоминать по цвету свежие сливки.
Учебный день подошёл к концу. Девушки — Белла и Анджела — договорились, что Джессика заедет за ними. Я был чрезвычайно благодарен Анджеле за то, что она присоединилась к поездке.
