замешательство среди азиатских и африканских стран и толкнет их на признание ГДР. Русские же, обосновавшись в Бонне, получат возможность влиять на немецкую общественность в нужном им направлении. Бланкенхорн сказал, что в беседе с послами трех западных стран он понял, что они недвусмысленно против дипломатических отношений между Бонном и Москвой.

Спокойно выслушав всех, канцлер заявил, что остается при своем решении. Судьба тысяч немцев важнее политических соображений. Он верит слову русских. Сообщил, что через американское посольство пришла телеграмма от Эйзенхауэра: какое бы решение ни принял канцлер, он поддержит его.

На следующем заседании Аденауэр попытался все же поставить вопрос о письменном подтверждении договоренности по пленным. Сослался на то, что так будет легче провести решение о дипломатических отношениях через кабинет министров и бундестаг. Хрущев и Булганин не согласились, но подтвердили свое слово перед всей немецкой делегацией. Они приняли от Аденауэра письмо, в котором указывалось, что установление дипломатических отношений не означает признание правительством Федеративной Республики нынешних границ — они должны быть определены мирным договором. Бонн не меняет своей позиции о непризнании ГДР и тезиса о том, что только ФРГ может представлять всех немцев.

Переговоры завершились. Аденауэр улетал в запланированные сроки. Ритуал проводов оказался таким же, как и при встрече. Его удивило, что по пути на аэродром множество москвичей приветственно махали его машине. Он не знал, что партийные организации по разнарядке выводят людей на трассу следования гостя.

На аэродроме Кёльн/Ван Аденауэра, вопреки правилам протокола, встречал президент бундестага Герстенмайер. Он тепло приветствовал канцлера и от имени немецкого народа выразил ему благодарность за возвращение пленных из далекой Сибири.

Сквозь плотную толпу встречавших к Аденауэру прорвалась женщина. Она схватила его руку, поцеловала ее и все повторяла:

— Спасибо, господин канцлер, большое спасибо.

Аденауэр нагнулся к маленькой женщине, погладил ее седые волосы и быстро скрылся в автомобиле. Он окончательно убедился, что возвращение пленных из СССР, о чем уже широко писали газеты, стало одним из его крупнейших успехов.

Советские руководители сдержали обещание. Эшелоны с возвращавшимися из плена один за одним стали прибывать в Федеративную Республику. Недалеко от Ганновера организовали специальный лагерь. Здесь оформляли документы и выдавали каждому по шесть тысяч марок на первое обзаведение. Принимались меры по трудоустройству. Аденауэр посетил лагерь и поздравил людей с прибытием на родину. Встречали его восторженно.

Через несколько дней Аденауэр получил письмо из лагеря от священнослужителя, в котором тот с возмущением жаловался, что американские и английские спецслужбы ведут работу с прибывшими из Советского Союза. Канцлер принял меры, и агентов спецслужб перестали допускать в лагерь.

Вскоре после возвращения из Москвы Аденауэр встретился с журналистами.

— Не отразится ли поездка канцлера в Советский Союз негативным образом на отношениях Федеративной Республики с западными союзниками? — прозвучал первый вопрос.

Аденауэр счел нужным дать подробный ответ:

— Мы в Москве выступали в рамках единой политики западных стран и не нарушили никаких обязательств перед союзниками. Правительство будет продолжать усилия по созданию армии, воздушных сил и флота. По вопросам воссоединения немецкая делегация лишь обозначила позицию, но не вела переговоров, так как это прерогатива трех западных держав. Мы четко заявили о намерении активно проводить политику европейской интеграции. Русские выслушали и не сделали никаких замечаний. Они признали факт вступления Федеративной Республики в НАТО и лишь заявили, что не допустят усиления западного военного блока за счет воссоединения Германии.

Канцлера попросили прокомментировать установление дипломатических отношений с Москвой.

— Не надо придавать этому событию слишком большое значение. Противоречия между двумя странами не уменьшились. Появилась лишь возможность напрямую излагать свои взгляды, что увеличивает вероятность правильного взаимопонимания. Русские сделали шаг к разрядке международной напряженности. Они поняли, что «холодная война» только усиливает сплоченность Запада, что они не могут одновременно решать три задачи: поднять жизненный уровень населения, добиться военного паритета с американцами и успешно противостоять Китаю.

— Каково ваше впечатление о русских?

— Советские руководители вели себя весьма жестко на переговорах и были более мягкими и рассудительными в личных беседах. Хрущев, ссылаясь на Маркса, сказал, что победа коммунизма во всем мире неизбежна. Я возразил, что через сто лет скорее всего термины капитализм и коммунизм исчезнут из оборота и люди будут оперировать иными понятиями. В целом не усмотрел изменений в мышлении советских лидеров. Они по-прежнему исповедуют диктаторскую форму правления и находятся в плену коммунистических фантазий. Опасность, исходящая от Советской России, не ослабевает, как и не теряет актуальности необходимость отстаивать свободу, христианские и демократические ценности.

Пресс-конференция длилась около двух часов. Канцлер пребывал в хорошем настроении.

Через несколько дней после отлета Аденауэра из Москвы туда прибыла делегация ГДР во главе с Ульбрихтом и Гротеволем. Был подписан договор, по которому ГДР получила полный суверенитет и право решать дела с ФРГ. Органам ГДР передавались функции контроля и охраны на ее границах. За советской стороной остался лишь контроль за передвижением воинского персонала и грузов гарнизонов США, Великобритании и Франции, расквартированных в Западном Берлине. Упразднялся пост советского Верховного комиссара. Его функции по поддержанию контактов с представителями западных держав по общегермаиским вопросам передавались советскому послу в ГДР.

В Бонне сочли необходимым еще раз зафиксировать непризнание ГДР. 22 сентября 1955 года было сделано заявление. Его подготовил и огласил В. Хальштейн. «Доктрина Хальштейна», как ее стали именовать, предусматривала, что государства, устанавливающие дипломатические отношения с ГДР, совершают враждебный акт по отношению к Федеративной Республике. С ними будут разорваны дипломатические отношения. Советскому Союзу делается исключение, ибо он ответствен за решение общегерманских дел.

В конце декабря 1955 года в Бонн прибыл первый советский посол — В. А. Зорин, известный дипломат, занимавший до назначения в ФРГ пост заместителя министра иностранных дел СССР. В день его прилета Аденауэр узнал, что встречать посла будет лишь заместитель шефа протокола госпожа Паприц, так как сам шеф вместе с министром Брентано находится с визитом в Риме. Канцлер распорядился, чтобы на аэродром вместе с Паприц выехал руководитель одного из департаментов МИДа: советского посла следовало встретить достойно.

В начале следующего года в Москве обосновалось посольство Федеративной Республики. Отношения между ФРГ и СССР вступали в нормальное русло. Постепенно стали развиваться экономические и культурные связи. Однако они зависели от политической конъюнктуры, а она не всегда благоприятствовала расширению таких контактов.

Мир взбудоражил XX съезд КПСС. Ведущие газеты печатали текст сенсационного доклада Хрущева с разоблачением культа личности Сталина, его серьезных ошибок и просчетов, нанесших огромный ущерб стране. Западногерманская пресса критически писала о советской системе, коммунистической идеологии, внешней политике Кремля. Но и высказывалась надежда, что теперь дело может пойти иначе. Вскрыв сталинские методы и ошибки, советские руководители возможно откроют новую страницу в развитии своей страны, в подходе к международным делам.

Аденауэр подобных надежд не разделял. Он предостерегал от переоценки хрущевских разоблачений. Осудить диктатора не значит изменить саму тоталитарную систему. Диктатура остается диктатурой