воссоединения, что он просто-напросто боится ехать в Москву.

В середине июня 1955 года канцлер побывал в Соединенных Штатах. В Белом доме его приняли Эйзенхауэр и Даллес. Американцы встретили Аденауэра как старого знакомого и единомышленника. Предложили изложить свои взгляды на положение дел внутри Советского Союза и на его внешнеполитические инициативы.

Гость не заставил себя ждать.

— Позиции России ослаблены, ибо ее теперешние руководители взялись сразу за слишком многое: подъем промышленности и сельского хозяйства, гонка вооружений, помощь развивающимся странам, — Аденауэр говорил уверенно и энергично. — Россия нуждается в передышке. Необходимо воспользоваться этим и ослабить русское давление на западный мир. Нельзя идти ни на одну уступку Москве без ответных политических уступок с ее стороны. Что касается приглашения в Москву, то считаю возможным принять его. Нужно посмотреть, какие конкретные шаги намерены предпринять русские.

— Мы понимаем вашу позицию и полностью одобряем ее, — сказал Эйзенхауэр. — Рад, что наши оценки политики Советского Союза совпадают.

Даллес, молчавший все время, в конце беседы заметил:

— В Москву, конечно же, надо ехать. Но и осторожность не помешает. Разрядка напряженности больше нужна русским. Запад должен сохранять силу и сплоченность, чтобы диктовать свои условия разрядки.

После беседы в Белом доме Аденауэр еще раз встретился с Даллесом и министрами иностранных дел Англии и Франции. Все трое одобрили его поездку в Москву и согласовали общую политическую линию.

Советские руководители предлагали провести переговоры об установлении дипломатических, торговых и культурных отношений без каких-либо предварительных условий. Немецкая сторона заявила, что считает необходимым обсудить также проблему воссоединения и возвращения десяти тысяч немецких военнопленных, содержавшихся в России. Из Москвы поступило сообщение о готовности обменяться мнениями по германскому вопросу, хотя позиции сторон известны, и другим международным делам.

Говорить о немецких военнопленных советская сторона избегала. На Женевской конференции Иден по просьбе Аденауэра затронул этот вопрос в беседе с Булганиным и получил ответ: в Советском Союзе нет пленных, есть лишь осужденные военные преступники. Тем не менее Аденауэр намеревался добиваться в Москве положительного решения и без такового не соглашаться ни на какие договоренности.

В июне 1955 года Аденауэр, продолжая непосредственно заниматься внешней политикой, уступил пост министра иностранных дел Генриху фон Брентано. Тот был настроен на жесткую линию: направить в Москву небольшую делегацию и не принимать никаких решений.

Канцлер в принципе соглашался с новым министром. Нельзя создавать у Москвы впечатление, что стоит поманить западных немцев — и они тут как тут. Не следует решать экономические дела без предварительного решения политических. В Москве нужно дать понять, что Федеративная Республика ни в чем не отойдет от принципа верности западным союзам. Центральным вопросом переговоров следует сделать возвращение военнопленных. При согласии на это советского руководства можно пойти и на установление дипломатических отношений.

Перед поездкой Аденауэр имел еще одну беседу с Даллесом. Госсекретарь под впечатлением Женевской конференции в верхах говорил, что позиции Советского Союза смягчаются, что через два — четыре года можно будет добиться многого в германском вопросе: не только воссоединения, но и согласия на присоединение всей Германии к Западу. Ссылался на подписание государственного договора с Австрией и на крайнюю заинтересованность Москвы в разрядке.

Скептически воспринял Аденауэр высказывания американского друга. Он считал, что позиции СССР после Женевы в главном не изменились и ждать от него новых политических подходов не приходится.

На сей раз канцлер и государственный секретарь расстались с некоторым недопониманием друг друга.

В Бонне началась подготовка к поездке в Москву. Сотрудники Министерства иностранных дел и канцелярии канцлера подготовили множество справок и памятных записок по всем более или менее значимым международным делам. Как ни старались сократить число участников поездки, их набралось вместе с обслуживающим персоналом сто человек. В официальную делегацию включили председателя внешнеполитического комитета бундесрата Арнольда, председателя аналогичного комитета бундестага Кизингера и его заместителя Шмида — одного из лидеров оппозиции. У «Люфтганзы» арендовали два больших самолета «Констелейшен». Снарядили специальный поезд, в котором ехали, а затем и работали в Москве сотрудники делегации.

8 сентября 1955 года с аэродрома Кёльн/Ван в воздух поднялся первый самолет с Брентано, Хальштейном, работниками МИДа и других ведомств. В самолете продолжалась работа, лихорадившая всех последние недели.

Через сорок пять минут стартовал второй самолет с Аденауэром и его ближайшим окружением. Пассажиры обеих машин получили авиабилеты, на которых авиакомпания обозначила: «Из Кёльна в Кёльн через Москву». Для многих они стали сувенирами.

Летели без промежуточных посадок. Самолет Аденауэра приземлился во Внуково в пять часов вечера. Канцлер удивился, увидев, что его встречают Булганин, Молотов, Громыко и большая группа других советских представителей. Еще более неожиданным оказался строй почетного караула в новенькой нарядной форме. Командир караула отдал рапорт. Аденауэр произнес по-русски «здравствуйте», слово, которое он старательно заучивал в самолете. Солдаты прошли парадным шагом, которому, по мнению одного из немцев, мог бы позавидовать прусский генерал.

Кроме советских руководителей Аденауэра встречали дуайен московского дипломатического корпуса шведский посол и послы Франции, Великобритании, Соединенных Штатов. Оркестр исполнил гимны двух стран. Канцлер и Булганин сделали краткие заявления.

Неподалеку в специально отведенном и огороженном месте расположились несколько десятков журналистов. После официальной церемонии кто-то из этой группы крикнул Аденауэру по-немецки:

— Подойдите ближе, иначе не будет снимков.

Канцлер переговорил с Булганиным, и они вместе направились к журналистам. Застрекотали кинокамеры, защелкали фотоаппараты. На следующий день снимки разошлись по всему миру.

Кортеж автомобилей проследовал к гостинице «Советская» на Ленинградском шоссе. Первые впечатления от Москвы у Аденауэра остались благоприятные: широкие проспекты, высотные дома сталинской эпохи, строящиеся кварталы жилых домов современного стиля. Приятно удивили и трехкомнатные хорошо обставленные апартаменты отеля и особенно рояль в гостиной.

Едва разместившись, Аденауэр отправился на Белорусский вокзал, чтобы провести в прибывшем из ФРГ поезде совещание с членами делегации и ее рабочей группой. Поезд отвели на один из запасных путей. В нем жили и работали, стучали телетайпы, звонили специально подключенные телефоны. В одном из вагонов убрали внутренние перегородки и оборудовали помещение для совещаний. Поработали немецкие техники, чтобы исключить возможность подслушивания. Поезд окружили забором и выставили многочисленную охрану. Была у немцев и своя охрана. На огороженном участке разбили пару клумб с цветами и фонтан между ними. Канцлер провел первое совещание. Вечером выразил советским представителям удовлетворение условиями работы его штаба.

На следующий день утром Аденауэр нанес визиты Молотову и Булганину. С Молотовым беседа не получилась. Обменялись малозначащими словами и разошлись до встречи на переговорах. Булганин же принял подчеркнуто радушно. Стал рассказывать о своей работе в качестве градоначальника Москвы и охотно слушал Аденауэра, вспоминавшего время, когда он был обер-бургомистром в Кёльне.

В 11 часов в особняке МИДа на улице Алексея Толстого встретились делегациями в полном составе. За широким столом напротив немцев расположились Булганин, Хрущев, Молотов, Первухин, Кабанов и Семенов[2]. Договорились, что председательствовать на переговорах будут по очереди Булганин и Аденауэр.

Булганин зачитал длинное заявление общеполитического характера. Сказал, что Советский Союз — за воссоединение Германии, но это дело самих немцев. Внес предложение установить дипломатические отношения и обсудить возможность развития торговли. Советский премьер избегал резких выражений,