С тех пор на многих языках переиздавалась его первая крупная работа под заглавием: «Дневник изысканий по естественной истории и геологии стран, посещенных во время кругосветного плавания корабля Ее величества «Бигль» под командой капитана королевского флота Фиц Роя».
Ни в школе, ни в высших учебных заведениях Чарлз Дарвин успехами не блистал. Он откровенно признавался: «Три года, проведенные в Кембридже, были так же потеряны мной в смысле академических занятий, как и годы, проведенные в Эдинбурге и в школе». Наиболее отличался он как отличный стрелок и охотник. А еще любил он читать книги о путешествиях натуралистов и наблюдать жизнь природы, участвуя в геологических и ботанических экскурсиях. Последние проводил с профессором ботаники пастором Гонсло. Именно по его протекции Дарвин попал на «Бигль», преодолев сопротивление отца, желавшего видеть его священнослужителем.
27 декабря 1831 года «Бигль» отправился в плавание. Оно считалось научно-исследовательским, но главной целью была гидрологическая и топографическая съемка берегов и акваторий, интересовавших британское Адмиралтейство в целях торговли и колониальных владений. Начальник экспедиции капитан Фиц Рой был отличным гидрологом, океанографом и метеорологом. Натуралистом на судне был юный (22 года) Чарлз Дарвин – не обремененный теоретическими знаниями, не имеющий опыта научной работы, и к тому же путешествующий… за свой счет!
Несмотря на отличное здоровье, Дарвин плохо переносил качку. Но подобные неприятности, включая отсутствие привычной обстановки относительного комфорта, его не смущали. Не страшил и сильный шторм, когда бешеный ветер готов, казалось бы, разорвать в клочья свернутые паруса, сломать или вырвать мачты, захлестнуть гигантской волной небольшое судно. Чарлз записывает:
«Хорошо хоть раз быть свидетелем шквала, видеть, как поверхность моря подымается высоким сводом и налетает вихрь, как волны подымаются горами под напором бурного ветра. Должен, однако, признаться, что в моем воображении я представлял себе морскую бурю как нечто гораздо более грандиозное и страшное. Несравненно более величественным представляется буря на берегу, где гнущиеся деревья, стремительный полет птиц, черные тени и яркие молнии и потоки ливня, – все говорит о борьбе расходившихся стихий».
Однажды во время высадки на берег лодку, в которой он перевозил свои вещи, захлестнули волны. «Этого было достаточно для того, – писал он, – чтобы живо представить себе все ужасы кораблекрушения». Какие же это ужасы? Оказывается, он сильно испугался, когда увидел, как перед ним поплыли его книги, инструменты, футляры с ружьями…
У мыса Горн их несколько дней яростно трепал ураган. На корабль обрушилась огромная волна. На некоторое время он потерял управление. «Если бы за первой волной последовала вторая, – отметил Дарвин, – участь наша была бы решена скоро и навсегда». Это бедствие, по его признанию, причинило ему непоправимый ущерб: промокательная бумага и гербарий были испорчены морской водой.
Он был исследователем, а не искателем острых ощущений. Его увлекало познание природы, восхищали ее красота и бесконечное разнообразие:
«Созерцание пейзажа и знакомство с общим видом разных стран, которые мы посещали, несомненно служило для нас постоянным источником самого высокого наслаждения».
Но ему, конечно же, приходилось не столько созерцать красоты пейзажей, сколько проводить нелегкие маршруты, изучая геологическое строение различных районов, отбирая образцы горных пород и минералов, собирая гербарии. Умение точно стрелять пригодилось при отстреле птиц и мелких животных для зоологических коллекций.
Изучая ископаемые остатки крупных млекопитающих Южной Америки, он обратил внимание на то, что сохранившиеся виды имеют небольшие размеры, а гиганты вымерли сравнительно недавно. Почему? Неужели была какая-то внезапная катастрофа? Но она погубила бы и мелких животных.
Дарвин резонно предполагает, что причина биологической катастрофы – вторжение человека. Но его интересует общий теоретический вопрос: почему вымирают виды? Молодой ученый склоняется к мнению, что причины должны быть, как бы мы теперь сказали, экологические, а не катастрофические.
Так начал он осмысливать проблемы эволюции животных. Продолжил эти свои размышления на Галапагосских островах, наблюдая сохранившиеся виды рептилий. Довелось ему испытать сильное землетрясение. В это время он находился в лесу. О своих впечатлениях написал кратко и, можно сказать, философично:
«Когда земля – эта эмблема прочности – колеблется под нашими ногами, подобно тонкой коре над какой-нибудь жидкостью, тогда в нашем уме в одно мгновение возникает какое-то странное представление о непрочности, которые не вызвали бы целые часы размышлений». Другое его замечание показывает, что он оставался прежде всего исследователем. Дарвин отметил, что продолжались сейсмические толчки две минуты, но казалось, что прошло значительно больше времени.
По его наблюдению, волны колебаний почвы прокатились с востока. Но его спутники называли другое направление: юго-западное. Дарвин убедился, насколько ненадежны субъективные свидетельства очевидцев.
… Экспедиция на «Бигле» обогатила его новыми знаниями, пробудила творческий потенциал мыслителя и помогла лучше освоить научный метод, основанный на объективных, проверяемых фактах.
Развивались не только его умственные способности, но и нравственные чувства. Он сочувствовал обездоленным и рабам, которых часто встречал на берегах разных континентов. Однажды в Южной Америке его переправлял через реку негр, не знавший английского языка. Пытаясь ему что-то объяснить, Чарлз стал размахивать руками и едва не задел его по лицу.
«Вероятно, он вообразил, что я сержусь и хочу ударить его, потому что внезапно с испуганным лицом и полузакрытыми глазами он вытянул руки по швам. Никогда не забуду смешанных чувств удивления, отвращения и стыда, овладевших мною при виде взрослого мощного человека, который побоялся даже защититься от удара, направленного, как он полагал, ему в лицо. Этот человек доведен уже до такого унижения, которое хуже, чем рабство самых беззащитных животных».
Дарвин не разделял расистских взглядов, которые были особенно популярны среди колонизаторских народов. Не был он и узколобым дарвинистом, уверенным в том, что в мире преобладает жестокая борьба за существование, а выживают самые приспособленные. (Как известно, наиболее приспособлены к земным условиям простейшие организмы, бактерии.) По его словам, сохраняющим свою актуальность: «Многое, касающееся происхождения видов, остается еще необъясненным, если только отдавать себе отчет в глубоком неведении, в котором мы находимся по отношению к взаимной связи живых существ, нас окружающих».
Кругосветное путешествие писателя
Кругосветные путешествия в середине XIX века проводились прежде всего в связи с созданием и расширением колоний, разделом сфер влияния. Капиталистические страны Западной Европы и Северной Америки были заинтересованы в поставщиках сырья и рабов, в рынках сбыта. Мировой океан при отсутствии дешевых способов транспортировки грузов по суше превратился в основную магистраль международной торговли.
Россия отказалась от колониальной политики, заморских владений. Но как одна из крупнейших морских держав она стремилась налаживать дипломатические и торговые связи со странами, расположенными на разных континентах. Надо было вести наблюдения за общей ситуацией в Мировом океане. Наконец, один из путей из западных окраин страны на Дальний Восток шел через Балтийское и Черное моря в Атлантику, а оттуда в Индийский и Тихий океаны. Такой маршрут предстояло совершить фрегату Балтийского флота «Паллада».
Эту экспедицию по ее результатам можно сравнить с путешествием Чарлза Дарвина на корабле «Бигль». Речь идет тоже о дневниковых записях, но принадлежащих не ученому, а писателю: Ивану Александровичу Гончарову (1812–1891). Благодаря его путевым очеркам, составившим объемистую книгу, данная экспедиция остается в памяти потомков. Поколения читателей переживают ее вновь и вновь.