купцами. Путь из Кадиса до Пунта-Варима, расположенного у устья Ориноко, занимал от восемнадцати до двадцати дней, обратный – около тридцати пяти. Предметами экспорта были какао, хлопок, индиго и сахар, из Испании ввозили текстильные изделия.
27 августа Гумбольдт и Бонплан прибыли наконец в Куману. В общей сложности они проделали путь в 6450 миль по наименее изученным и труднодоступным областям Америки, собрали 12 000 образцов растений, из которых 1400 определили уже во время путешествия. И все же Гумбольдт писал своему учителю Вильденову в Берлин:
«Я собрал едва ли десятую часть того, что мы видели… Но – увы! – почти со слезами открыли мы наши ящики с растениями. Вследствие непомерной влажности американского климата и потому, что среди буйно растущей зелени очень трудно было находить старые, зрелые листья, треть нашей коллекции погибла. Мы ежедневно обнаруживали в ящиках все новых насекомых, которые пожирали и бумагу и растения. Скипидар, камфара, деготь, просмаливание досок, проветривание на открытом воздухе – все европейские средства оказались здесь бессильными.
Наше терпение истощается. Но, несмотря на постоянное чередование сырости, жары и горного холода, я чувствую себя еще более здоровым и бодрым с тех пор, как покинул Испанию. Тропики – моя стихия. За последние два года я почти не болел. Я очень много работаю, мало сплю, при астрономических наблюдениях без вреда для себя провожу по четыре-пять часов на солнце с непокрытой головой… На Атабапо, где дикари постоянно умирают от болотной лихорадки, мой организм выдержал испытание непостижимо хорошо».
Письмо брату Гумбольдт писал из Куманы: «Трудно создать положение, которое бы более способствовало занятиям науками и самостоятельным исследованиям, чем то, в котором я сейчас нахожусь. Развлечения, в цивилизованных странах неизбежно сопутствующие светскому образу жизни, здесь меня совершенно не отвлекают, зато природа то и дело предоставляет мне новые интересные объекты для изучения. Единственное, о чем можно сожалеть в подобном одиночество, – это то, что остаешься в стороне от прогресса европейского просвещения и науки и лишаешься преимуществ, вытекающих из обмена идеями».
…Позже он с минералогом Густавом Розе и биологом Христианом Готфридом Эренбергом побывал в России, исследуя Урал, Алтай, Прикаспий. В последние годы жизни работал над многотомным сочинением «Космос», где человечество представлено частью земной природы, а наша планета – частичкой Мироздания. Труд остался незавершенным. В нем введено понятие «либеносфера» (сфера жизни), что позже переименовали в биосферу.
В книге «Картины природы» (1807) Гумбольдт писал: «Я стремился представить картину природы в целом и показать взаимодействие ее сил, а также воспроизвести то наслаждение, которое получает от непосредственного созерцания тропических стран человек, способный чувствовать».
Он советовал не путать реальную природу с ее искаженными образами в науках, которые дробят мир на детали, оперируют схемами. Называл высокой целью научного познания – «отыскание законов природы, исследование правильного чередования форм, проникновение в необходимую взаимосвязь всех изменений, происходящих во Вселенной». Понимал он и прикладное значение естествознания: «Человек не может воздействовать на природу, не может завладеть никакой из ее сил, если не знает законов природы… Знание и изучение суть радость и право человечества; они суть части народного богатства».
«Только там начинается наука, – писал он, – где дух овладевает материалом, где делается попытка подчинить массу опытов разумному познанию; наука есть дух в приложении его к природе».
Выдающегося австрийского геолога Э. Зюсса некоторые коллеги с иронией называли геопоэтом. «Аэпитет «геопоэт» является почетным, – писал академик В.А. Обручев, – так как в общении с природой – величайшим поэтом – Зюсс черпал вдохновение и облекал свои научные труды в художественную форму; сухой перечень фактов превращался под его пером в красочное описание, доступное широкому читателю».
Эти слова в полной мере относятся к А. Гумбольдту. Вообще, отличительная черта великих натуралистов – географов и геологов, биологов и экологов – благоговение перед природой. Увы, такое восприятие мира постепенно стало тускнеть по мере дробления научных дисциплин и сужения специализации ученых.
Через Северную Америку
В Северной Америке большой успех выпал на долю экспедиции, которую возглавили личный секретарь президента Томаса Джефферсона капитан армии США Меривстер Льюис и его помощник лейтенант Вильям Кларк. Необходимость такой акции определялась, в частности, покупкой в 1803 году правительством Соединенных Штатов у Наполеона I за 60 млн франков обширных (2,3 млн кв. км) земель в бассейне реки Миссисипи – Луизианы.
Экспедиция была хорошо подготовлена. В конце 1803 года Льюис и Кларк отобрали четыре десятка добровольцев и всю зиму проводили с ними тренировки в районе впадения реки Миссури в Миссисипи.
Отправилось в поход тридцать человек. Им требовалось проложить маршрутчерез весь континент до Тихого океана, выясняя пути, удобные для торговли, проводить географическое и геологическое обследование этих территорий, а также устанавливать дружественные отношения с индейскими племенами. Не исключались военные столкновения: англичане подстрекали местное население сопротивляться представителям Соединенных Штатов.
В Сент-Луисе их торжественно проводили 14 мая 1807 года. Вверх по Миссури ушли три крупные шлюпки и две пироги. Часть отряда продвигалась вдоль берега. Стояла жара, донимали мошка и клещи. В прериях они встречали степных собак и огромные стада бизонов.
Проходя по берегу Миссури выше впадения в нее реки Йеллоустон (ныне там Национальный парк), Кларк встретил гигантского медведя, еще неизвестного науке (гризли). Медведь взревел и попытался напугать непрошеных гостей. В него всадили несколько пуль. Он бросился в реку, но вскоре испустил дух. От носа до конца задней лапы в нем было без малого 2,5 м.
Путь проходил без особенных происшествий. Встречаясь с племенами ото, миссури, омаха, сиу, обменивались подарками и заключали мирные соглашения. В конце года, пройдя 2,5 тыс. км, встретили индейцев мандана, завязав с ними дружеские отношения. Решили остановиться в их поселении на зиму. Тем более что река стала мельче, на шлюпках не пройти. Основали форт.
Смастерив к весне шесть долблённых лодок-каноэ, отправились дальше. В дневнике Льюис писал: «Теперь нам предстояло вступить в земли, протяженность которых в ширину составляла не менее двух тысяч миль, и никогда раньше здесь не ступала нога белого человека. Нам еще только предстояло узнать, что в тех краях было уготовано экспедиции, а в этих челноках хранилось все то, что могло помочь нам выжить или защитить себя от опасности».
У индейцев мандана они познакомились с молодой женщиной по имени Сакаджавеа племени шошонов, обитавших в районе Скалистых гор. Ее в детстве похитили индейцы из враждебного племени, продав канадскому торговцу, который жил в селении вместе с ней и их двухмесячным сыном. Она решила отправиться к родителям и стала для американцев проводником; малыша несла в люльке за спиной.
В предгорьях путь им преградил большой водопад. Пришлось сооружать повозки и перевозить на них багаж и лодки. Чем выше по течению, тем чаще встречались пороги. Во время перехода через Скалистые горы лодки пришлось оставить. Измученные путешественники опасались встречи с местными шошонами. Однако благодаря Сакаджавеа, которая встретила своих родных в одном из поселков, позволило здесь отдохнуть, приобрести лошадей у шошонов и узнать о тех краях, куда предстояло идти.