малявку к ларьку выбирать мороженое. Было видно, что девчушку завораживает сама возможность выбора - пока он не сделан, вся витрина кажется твоей.

   У Вали сжалось сердце: ну почему первый же аборт навсегда лишил ее материнства? Можно было вырастить ребенка и без отца. Например, привезти из пригорода свою тетку-пенсионерку, а самой сразу после декрета выйти на работу… Как-нибудь бы прожили. Вопрос решался семь лет назад – не продешеви она тогда, и  картина с девочкой, выбирающей мороженое, могла бы иметь к ней самое непосредственное отношение… Валя достала платочек, чтобы вытереть вспотевший лоб… ну и глаза заодно промокнуть...

- Дэвушка? – с восточным акцентом сказали сзади.

6

    Небольшая школьная комнатка психолога  была обставлена изысканной мебелью: круглый столик, два низкой посадки кресла и обитый замшей диванчик у стены. На столе вазочка, в ней – голая ветка изогнутой как змея японской сакуры. А возле двери теснились плотно набитые в ведро с водой  гладиолусы, георгины, астры, гвоздики, розы, от которых на всю комнату наносило нежным цветочным запахом.

- Можно к вам, Артур-сан? – спросил за дверью твердый молодой голос.

- Входи, Кимушка. Как говорится, прошу к нашему шалашу.

   В комнату зашел невысокий смуглый человек крепкого сложенья, черные волосы которого резко контрастировали с белым полотняным костюмом.  Глаза у него были словно не до конца прогоревшие угольки, вдруг вспыхивающие в темной глубине красными точками. От всей его складной пружинистой фигуры исходила нетерпеливая энергия.

- Неужели ты вот так нараспашку по улице шел? – с восхищением прищелкнул языком Артур Федорович.

- Я в кимоно и зимой хожу, не то что сейчас. Тем более от Центра до вашей школы не более километра…

- Да, – вздохнул Артур Федорович. – Вот я и передвинулся, выходит, на километр. В Центре нет теперь драмкружка… Или уже завели новый?

- Не успели. Да вы не расстраивайтесь, Артур-сан, всегда можно переиграть.

- У тебя все просто, самурай. А я уже пожилой человек, много повидавший и, увы, много переживший. «Я хочу свободы и покоя», как Лермонтов, «Я б желал забыться и заснуть!»

- Ну-ну, сан, не мечтайте: кто забудется, того разбудят. Из океана сущего выпасть нельзя. Водку пить будете? – Ким достал из-за пазухи бутылку «Столичной».

- Ба-а, да ты понимаешь, где мы с тобой находимся? Что будет, если директор или кто еще увидит, как мы тут с тобой распиваем…

- А у вас разве нет ключа?

    Артур Федорович театрально шлепнул себя по лбу, потом достал, пошарив в кармане, ключ и запер дверь изнутри. Ким тем временем ставил на круглый столик пластмассовые стаканчики и такое же блюдце, на которое высыпал из пакета горсть кроваво-красных ягод кизила. Блики от них заиграли в его глазах, перекликаясь со вспыхнувшими внутри точками.

- Выпьем, Артур-сан.

- Отчего же теперь  не выпить, – кивнув на запертую дверь, согласился хозяин комнаты. – В водке есть витамин, сказал Хо Ше Мин. Твое здоровье, самурай!

- За торжество сущего, – не согласился Ким.

   Потом выпили за боевые искусства Востока, а в третий раз – за музу Мельпомену, которой Артур Федорович был предан с юности. Когда-то он  пытался сделать карьеру артиста, потом долгое время руководил детским драмкружком. А вот на старости лет пришлось переквалифицироваться в психолога, благо у него завалялась давняя справка об окончании соответствующих курсов. Эх, жизнь пропащая…

    После третьего тоста Артура Федоровича развезло, на его оплывших щеках проступила мелкая  розовая сыпь, а глаза застлали прозрачные слезы. Он вертел в пальцах пустой стаканчик,  заглядывал в него, словно ища на дне осадок того самого витамина, о котором высказался вьетнамский лидер:

-   Вот ты пьешь, Кимушка, и все как огурчик. А во мне спиртное  рождает слабость. На слезы и на слова…Я ведь сейчас тебе все свои тайны могу выдать…

- Да какие там тайны, – махнул самурай полотняным рукавом. – Будто я их не знаю, коли  на то пошло!