и яркокрасочного и экстазно-порывного Востока. Египет признает свое бессилие. Пустыни наполняются пирамидами. Все тлен. Все проходит, и все повторяется вновь. Восток создает Нирвану. Греция — Красоту. Три полюса. Они не могут соединиться и объединить. И вот в тенистых садах Галилеи, где голубые озера и тихая светлая радость, — родится Христос. Он говорит, что любовь это та самая нить, которую так тщетно все искали.
Проходят века, по-прежнему — смыкаются орбиты, по-прежнему вопрос остается неразрешенным. На сцену выступает наука. Она собрала факты и на них начинает строить храм Разума. Здание растет. Бережно и поспешно кладутся кирпичи. Абсолютная реальность. Cogito ergo sum. Но опять проходят века. Наука условна, как все. Нет у ней того, что проходило бы через все века, не изменяясь.
Разум только фотографическая камера. Мы можем познать только тот мир, который создается в нашем представлении, воспринимаемый пятью органами чувств. Мир, царящий в нашем разуме, не реальный — воображаемый. Если разбирать все искания человека, можно заметить следующее: Человек стремится перенести свои идеалы к «нездешнему», к вселенской тайне. Думая, что для того чтобы познать «нездешнее», необходимо убийство природы, он стремится побороть вложенные в него природой качества эгоиста. Он стремится привить себе чуждый ему альтруизм. Это называется культурой. Перед нами вся история. Природа создала нас. В своих действиях и поступках мы должны руководиться только Ею. Она вложила в нас эгоизм, мы должны развивать его. Эгоизм объединяет всех, потому что все эгоисты. Разница только в биологической лестнице. Один требует счастья для себя, другой для окружающей его группы лиц, третий для всего человечества. Сущность остается всегда одна. Мы не можем чувствовать себя счастливыми, если вокруг нас — страдание, а потому лично для своего счастья мы требуем счастья другим. Во вселенной нет нравственного и безнравственного, есть Красота — мировая гармония и противоположная ей сила — диссонанс.
Поэзия в своих исканиях должна руководиться только двумя силами. Цель эго-поэзии — восславление эгоизма как единственной правдивой и жизненной интуиции.
Бог — вечность. Человек, рождаясь, отдробляется от нее. Но в нем остаются те же законы, которые ведут мировую жизнь к совершенной Красоте. Душа — жизнь. Отбрасывая в сторону разум, надо стремиться слиться с природой, растворяясь в ней светло и беспредельно. Чувство светлого просвещения и познания, вне Разума, мировой гармонии — интуиция. Все дороги ведут к истинному счастью — к слиянию с вечностью. Каждый рождающийся день говорит людям об этом счастье и зовет их светлой дорогой к Солнцу.
Эгофутуризм
1. Не в первый раз (и не в последний, вероятно) приходится нам отвечать на вопрос:
— В чем сущность и заслуга эгофутуризма?
И наши критики, не дожидаясь ответа от молчаливых «сосьетеров» нового течения, пытаются отыскать сами эту «таинственную» сущность.
Ищут и не находят, — задача, по-видимому, нелегкая, — приходится втиснуть в рамки устойчивости вечно движущуюся, нетленную Струю Овчей Купели.
Но все же постараемся и мы проникнуть в ее изменчивую глубину, сделаем попытку запечатлеть фазы ее переливов.
2. Как принять растяжимое слово «эгофутуризм»? Как постигнуть это широкое «Я — Будущее»?
Нашим критикам угодно принимать его как «Меня оценят и признают в Будущем», «Будущее мое, за мной». Однако почему же Будущее именно за эгофутуристами? Ведь Будущим обязан жить каждый индивидуум, не говоря уже об артисте.
Ведь все «живут». «Живут» прошлым, настоящим, будущим. В прошлом нет жизни. Им не живут — доживают.
Настоящему присуща буржуазная спячка, именуемая в житейском обиходе спокойной, трезвой жизнью.
Все-таки и на кладбище прошлого и на болоте настоящего яркими, быть может, нездоровыми, опасными огнями вспыхивает Будущее.
Говорим —
В какой неописуемый восторг должны прийти эти господа, узнав, что (слабые пока еще) маяки Будущего — нездоровые огни.
Что же делать, если все, неукладывающееся в благопристойный «шар» господина Буржуа, нездорово и сумасшедше.
Эгофутуризм прессой так и принят: — «Сумасшествие»!
Просмотрите все периодические издания России за 1912–1913 гг. и вы не найдете буквально ни одного самого захудалого листка, который бы не посвятил для эгофутуризма пяток-другой «сумасшедших», «идиотов» и т. д.
Оставим, однако, эту оценку на совести и порядочности нашей прессы (если таковые есть у нее). Прессе ведь «лучше знать»! «Критике» также.
Раз первой нравится роль жвачного лгуна и шулера, то отчего второй не выдавать свою безмозглую болванку за череп психиатра?
Итак, наш толмач для публики — пресса приняла эгофутуризм («сумасшествие!») за «Я — Будущее»! Не правда ли, как глубоко, проникновенно и как… обычно!
Никто из наших компетентных братцев Александров и Владимиров не знает, что эгофутуризм появился необычно, — это была «нечаянная радость» поэта (Игоря Северянина), которого в бытность его эгофутуристом поносила поголовно вся наша «критика» и теперь лишь, за спиною Брюсова и Сологуба, вежливо просит:
— Добро пожаловать!..
Это тоже одно из характернейших явлений нашей «материальной этики»!
Уста, хулившие и плевавшие, прикладываются к ручке новоявленного патент-таланта, лишь чуть подул противный ветер.
Вот единственное доказательство «галиматийности и смехотворности» эгофутуризма, которое мы можем представить.
Нам скажут:
— Эгофутуристы лишились своего «лидера».
Да, Игорь Северянин печатно отказался от эгофутуризма, но отказался ли от него эгофутуризм, — это вопрос.
Мы не хотим сказать, что эгофутуристы ждут «второго пришествия» Игоря Северянина. Двери Возврата закрыты для него навсегда. Их нет уже, они замурованы и в то же время выше явлен новый вход — он не для бывших. Да, и Игорю Северянину не чувствуется необходимости в этом входе:
— Мавр сделал свое дело!
Северянин оборвал нить своего Эго-Северянизма, ибо тот эгофутуризм, который был до ухода «мэтра» «школы», — есть только Эго-Северянизм.
3. Следовательно:
«Эгофутуризм» (1911–1912 года) есть «Я (Северянин) — Будущий», хотя целые четыре фамилии
