Мне лед рассудочный докучен, — Я солнце, солнце спрятал в грудь! В моей душе такая россыпь Сиянья, жизни и тепла, Что для меня несносна поступь Бездушных мыслей, как зола. Не мне расчет лабораторий! Нет для меня учителей! Парю в лазоревом просторе Со свитой солнечных лучей! Какие шири! дали! виды! Какая радость! воздух! свет! И нет дикарству панихиды, Но и культуре гимна нет! Петербург. 1909, октябрь.
IV Я прогремел на всю Россию, Как оскандаленный герой!.. Литературного Мессию Во мне приветствуют порой; Порой бранят меня площадно; — Изза меня везде содом! Я издеваюсь беспощадно Над скудомысленным судом! Я одинок в своей задаче И оттого, что одинок, Я дряблый мир готовлю к сдаче, Плетя на гроб себе венок. Дылицы. 1911, лето.
Поэза вне абонемента Я сам себе боюсь признаться, Что я живу в такой стране, Где четверть века центрит Надсон, А я и Мирра — в стороне; Где вкус так жалок и измельчен, Что даже — это ль не пример? Не знают, как двусложьем: Мельшин — Скомпрометирован Бодлэр; Где блеск и звон карьеры — рубль, А паспорт разума — диплом; Где декадентом назван Врубель За то, что гений не в былом… Я — волк, а Критика — облава! Но я крылат! И за Атлант — Настанет день! — польется лава — Моя двусмысленная слава И недвусмысленный талант! Прощальная поэза (Ответ Валерию Брюсову на его послание) Я так устал от льстивой свиты И от мучительных похвал… Мне скучен королевский титул, Которым Бог меня венчал. Вокруг — талантливые трусы И обнаглевшая бездарь… И только Вы, Валерий Брюсов, Как некий равный государь… Не ученик и не учитель, Над чернью властвовать устав, Иду в природу, как в обитель, Петь свой осмеянный устав… И там, в глуши, в краю олонца, Вне поощрений и обид, Моя душа взойдет, как солнце, Тому, кто мыслит и скорбит!
