приобретениям выдумало оный, а художник искусно устроил, но
Подчеркнем и то, что таковое положение дел со свободой воли справедливо и для пути восходящего. Вот какой совет мы находим у Луки: 'Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать.' (Лк 17:10). Взглянем на возможную 'свободу воли' пророков: 'Господь Бог сказал, - кто не будет пророчествовать?' (АмЗ:8), - не требуется прояснять риторику этого вопроса. А вот, какова степень свободы, оставленная пророку Иеремии: 'Прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя; пророком для народов поставил тебя... ко всем, к кому пошлю тебя, пойдешь, и все, что повелю тебе, скажешь.' (Иер 1:5,7). Иезекииль же говорит: 'Рука Господня была крепко на мне.' (Иез 3:14,22). Для умножения такого рода свидетельств можно было бы исписать не один десяток страниц, упомянув, например, историю пророка Амоса (Ам 7:14,15). Но мы не можем уделять чрезмерного внимания предельно ясному вопросу и закончим словами Апостола Павла: 'Если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую!' (1 Кор 9:16).
Но пророков и духовных мало - предопределение касается и Сына Божия, человека совершенного: 'Сын Человеческий идет по
Было бы довольно самонадеянно думать, что наши доводы были окончательно убедительны в отношении истинности подхода к вопросу свободной воли, и у читателя могут еще оставаться известные возражения. Возьмем в оппоненты раннехристианского апологета Иустина Мученика, известного также и под именем Иустина Философа, с которым читатели' уже несколько раз встречался на страницах сей книги, ибо те его слова являли собой известную поддержку наших взглядов. Теперь же он наиболее полно и систематично формулирует возражения нашему взгляду на изучаемую проблему. Повествуя в своей 'Апологии' о ветхозаветных пророчествах прихода Христа и их исполнении, Иустин вынужден столкнуться с вопросом неизбежной предопределенности того, о чем говорили при посредстве Духа пророки. Далее Иустин приводит некоторые свои рассуждения, которые мы для удобства воспроизводим с нашей собственной разбивкой:
'1 Чтобы кто... не заключил, будто мы говорим, что события происходят по необходимости судьбы, так как они предсказаны по предведению, то разрешу и это. Мы научены пророками, что каждому по достоинству дел воздаются или наказания и мучения, или награды, и объявляем это за истину. 2 Ибо если не так, но все бывает от судьбы, то совершенно нет в нас свободы. Если судьбою определено одному быть добрым, а другому порочным, то один не был бы достоин одобрения, а другой порицания. Опять же, если бы человеческий род не имел способности с свободным произволением убегать порочного и избирать доброе: то он не был бы виноват ни в чем, что бы ни делал. 3 Да и не были бы одни хороши, а другие худы. 4 Ибо тогда мы утверждали бы, что судьба причина пороков, и между тем делает противное самой себе; 5 или надлежало бы признать за истину вышесказанное положение, что нет ни добродетели, ни порока, 6но только в мнении различается доброе или худое: а это, как показывает истинный разум, есть величайшее нечестие и беззаконие.' (Апологии 1.43).
1. Иустин в своих рассуждениях был бы вполне классически антиномичен, если бы воздаяние в действительности носило единовременный и неизменный характер: вечное блаженство за праведность или вечные же муки за грехи одной единственной жизни. Мы, однако, говорим о последовательности палингенезий со множеством жизней и соответственно со множеством воздаяний, которая в конце концов завершается апокатастисом - возвращением к Богу, восстановлением всего. Посему не так уж и страшно, если человек поначалу наказывается временными мучениями за грехи, совершенные пусть даже и не по свободному выбору, для того, чтобы в итоге спастись, 'ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном переизбытке вечную славу.' (2 Кор 4:17)
Самый лучший ответ на этот вопрос находим у Павла: 'Сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказания, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого не наказывал бы отец? Если же остаетесь без наказания, которое
Замечательный фрагмент, и прежде тем, что ни слова не говорит о заслуженности наказания, которое, независимо от очевидно разнящихся грехов, - 'всем обще', 'Всему и всем - одно.' (Ек 9:2). Вот и объявляйте после этого вместе с Иустином, что 'каждому по достоинству дел воздаются или наказания и мучения, или награды'.
Раз уж мы обсуждаем взаимосвязи греха, свободы и наказания, то нельзя обратить внимания, что даже при традиционном понимании этих слов, человек, как правило, стоит не перед выбором между злом и добром, а между злом и другим, еще большим злом. И правильность его выбора определяется уровнем его сознания, степенью познания им добра и зла, к которому (познанию) и предопределен человек в веке сем.
2. Никакие дальнейшие рассуждения будут невозможны, если мы не вспомним: 'Не судите, да не судимы будете'. Посему ни о каком одобрении одного и порицании другого, как пишет Иустин, вообще не должно быть и речи, и вина и праведность решаются не человеками, 'потому что все согрешили и лишены славы Божией.' (Рим 3:23); 'Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы.' (Ек 7:20); 'Что такое человек, чтобы быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиной быть праведным.' (Иов 15:14); 'Бог на небе, а ты на земле, поэтому слова твои да будут немноги.' (Ек 5:1).
3. 'Да и не были бы одни хороши, а другие худы', - за этими словами кроется страшный для истинного последователя этического учения Христа образ мыслей. Иустин считает деление на хороших и худых абсолютно естественным, ему невозможно и представить себе сотворение Богом иначе, кроме как причисляя одних к хорошим, а других к худым. При этом ясно, что хорошие должны получить от Бога лучшую долю, и Иустину кажется верхом не несправедливости даже, а верхом полнейшей бессмыслицы, абсурда, если худой (в его глазах) в итоге будет сравнен с хорошим. А между тем, именно к Иисусу и людям с подобным направлением мыслей обращен вопрос хозяина виноградника: 'Или глаз твой завистлив оттого, что Я добр?' (Мф 20:15). Поняв смысл той притчи, мы, как бы сие ни было прискорбно, увидим в Иустиновых рассуждениях все тот же ропот праведников на хозяина, недовольных тем, что они, перенесшие тяжесть дня и зной получили столько же, сколько и работавшие один час.
Как же тут не вспомнить Филиппа: 'В этом мире есть и хорошее, и плохое. То, что в нем плохое - не хорошо, и то, что в нем плохое - не плохо.'(Филипп 119). В другом месте того же Евангелия можно найти такие пояснения: 'Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое - братья друг другу. Их нельзя отделить друг от друга. Поэтому и хорошие - не хороши, и плохие - не плохи, и жизнь - не жизнь, и смерть - не смерть.' (Филипп 10). Истолкование сего в том, что тот, кто кажется хорошим - не достаточно хорош, ибо иначе уже пребывал бы в Царстве Отца; тот же, кто кажется плохим - не вполне плох, ибо он все же имеет светильник.
4. Говоря о гипотетической возможности обвинить во всем судьбу, Иустин понимает, что от