30 декабря я передал обозревателю Дж. Кингсбери-Смитт для опубликования в американской прессе текст новогоднего обращения Андропова к американскому народу (в виде ответов на вопросы этого журналиста). Этим интервью Андропов хотел показать американцам конструктивность нашего подхода к вопросам взаимного ограничения ядерных сил.

Касаясь, в частности, позиции СССР по ядерному разоружению, Андропов заявил, что по стратегичским вооружениям СССР предлагает уже сейчас заморозить на нынешнем уровне, а затем сократить имеющиеся арсеналы примерно на 25 процентов с каждой стороны, доведя их до одинаковых уровней. И потом двигаться дальше — к новым сокращениям.

По ядерному оружию в Европе советская сторона предлагает разные варианты. Либо вообще не иметь его там — ни средней дальности, ни тактического оружия, ни со стороны СССР, ни со стороны государств НАТО. Это был бы, так сказать, „абсолютный нуль' для обеих сторон. Либо обеим сторонам сократить свои вооружения средней дальности (ракеты и несущие ядерное оружие самолеты) более чем на две трети.

При этом противостоящих друг другу советских и американских ракет средней дальности здесь вообще не было бы, а СССР сохранял бы лишь ровно столько таких ракет, сколько их имеют Англия и Франция. Что же касается самолетов, то СССР — за полное равенство на значительно более низком уровне, чем сейчас, уровне. „Словом, мы не хотим иметь в зоне Европы ни на одну ракету, ни на один самолет больше, чем имеют страны НАТО', — заявил в своем интервью Андропов.

Администрация Рейгана не проявила интереса к этим предложениям и попросту замолчала их. 31 декабря представитель госдепартамента, отвечая на вопросы, заявил, что на данный момент не планируется проведение советско-американской встречи на высшем уровне.

В 1983 году произошло дальнейшее ухудшение советско-американских отношений, они оказались, пожалуй, на самой низкой точке со времен начала „холодной войны'. Усилилась в целом напряженность в мире, возросла военная опасность.

Все это явилось прямым следствием того, что администрация Рейгана продолжала упорно добиваться военно-стратегического превосходства США над СССР и общего изменения соотношения сил на международной арене в пользу Запада.

Администрация США интенсивно готовила материальную базу для реализации этой цели, в первую очередь осуществляла меры по наращиванию и совершенствованию ракетно-ядерных и обычных вооружений, включая средства первого удара. Рейгану удалось провести через конгресс новые крупные программы производства и развертывания систем стратегического оружия (в том числе МБР „МХ', бомбардировщик „Б-1'), а также разработки следующего поколения систем МБР, бомбардировщика „Стеле', БРПЛ „Трайдент-2'. США также встали на путь создания крупномасштабного комплекса ПРО на основе дальнейшей милитаризации космоса.

Американо-советское соперничество за влияние в Европе развернулось в 1983 году вокруг размещения там американских ракет. Одним из важнейших элементов военно-политической стратегии Вашингтона стало развертывание в Западной Европе ракет „Першинг-2' и крылатых ракет, т. е. выдвижение американского ядерного арсенала непосредственно к границам СССР и других государств Варшавского договора. К концу года началось практическое размещение этих ракет на территории стран НАТО, что повлекло за собой качественное изменение всей военно-стратегической обстановки.

Во внешней политике администрация Рейгана, опираясь на созданный ею „задел' в наращивании военной мощи США, стала еще более откровенно использовать силовые методы для решения „назревших', с ее точки зрения, задач по „восстановлению' и продвижению американских позиций, в первую очередь в Центральной Америке и на Ближнем Востоке. Выбрав наиболее „легкие', по его мнению, цели, Вашингтон впервые после войны во Вьетнаме пошел на прямую агрессию — вторжение на Гренаду и широкое вооруженное вмешательство в Ливане. Эти „прецеденты' создали дополнительную опасность для других стран, в том числе для Никарагуа, против которой не прекращались открытые и „тайные' военные акции США, а также для Кубы, да и для Сирии.

Надо сказать, что этот воинственный курс Белого дома в международных делах в целом не встречал сколько-нибудь активного противодействия внутри самих США. Рейгану удалось не только сохранить, но и усилить шовинистическую атмосферу в стране, на волне которой он пришел-к власти три года назад и которая по-прежнему составляла морально-политическую основу его президентства. Рейган и его окружение сумели во многом запугать несогласных с „твердой' политикой администрации, навешивая на любые проявления протеста ярлык „антиамериканизма'. Это отразилось, помимо прочего, на масштабах и активности антивоенного движения в США: выступления против угрозы ядерной войны здесь не приняли такого массового характера, как в Западной Европе.

Развернутая официальным Вашингтоном при личном участии президента небывалая по накалу антисоветская кампания призвана была служить оправданием конфронтационного курса администрации в советско-американских отношениях. Своего рода апогеем в этом явилась настоящая истерия, развернувшаяся в связи с трагическим инцидентом с южнокорейским пассажирским самолетом, который при загадочных обстоятельствах вторгся далеко в воздушное пространство СССР.

Переговоры по ограничению и сокращению вооружений зашли в тупик. Сами эти переговоры выглядели как маневр США с целью прикрыть форсирование военных программ и нейтрализовать протесты общественности Западной Европы накануне размещения там американских РСД. Во всяком случае, таково было убеждение в Москве, которая к концу года прервала эти переговоры.

По сути — и это лишний раз свидетельствовало о практической направленности общей линии администрации Рейгана в отношениях с нами — Вашингтон, максимально используя инцидент с южнокорейским самолетом, на время пошел на то, чтобы вообще прекратить всякое взаимодействие с СССР, попытаться подвергнуть нашу страну чему-то вроде остракизма.

В Москве в это время окончательно списали президента Рейгана в разряд „безнадежных', с которыми надо было бороться всеми средствами, кроме „горячей войны'. А именно призрак такой войны начинал беспокоить американское и советское общественное мнение, все международное сообщество.

Все это вынудило Вашингтон внести некоторые коррективы в свою позицию. Белый дом счел для себя нужным вновь прибегнуть к тактике маневрирования, поднимая вопрос о необходимости возобновления переговоров и продолжения диалога с нами, по крайней мере по отдельным, внешне выигрышным, с его точки зрения, проблемам. В частных беседах со мной официальные представители администрации, особенно Шульц, стали говорить о готовности президента к улучшению отношений. Однако практических шагов в этом направлении не делалось.

Внутри администрации тон по-прежнему задавала узкая группа правоконсервативных деятелей во главе с самим Рейганом. Но при всей „идеолргической спайке' этой группы внутри нее не только продолжалась, но и обострилась борьба за влияние на президента, вызванная личными амбициями. В октябре Рейган неожиданно передвинул своего помощника по национальной безопасности Кларка на пост министра внутренних дел, объясняя это желанием поручить важный во внутриполитическом плане участок своему особо доверенному лицу. Новым помощником президента стал Макфарлейн, бывший до этого заместителем Кларка. В последнее время несколько возросла роль госсекретаря Шульца в разработке и особенно публичном обеспечении военно-политических акций администрации.

Советско-американские отношения переживали в 1983 году самый опасный кризис за последнее десятилетие.

В начале года я провел ряд неофициальных встреч с лицами, близкими к администрации. Их оценки перспектив советско-американских отношений по-прежнему не обнадеживали. Суть этих отношений