урегулирования).

В заключение выражалась надежда, что обмен мнениями на этом и другом уровнях будет способствовать нахождению решений.

Хейг кратко сказал: доложу президенту.

Из беседы с ним по ядерным вооружениям явствовало, что администрация не будет готова обсуждать с нами эти вопросы до встречи министров на Генеральной Ассамблее ООН, т. е. фактически в течение всего первого года президентства Рейгана сознательно исключались такие переговоры.

В ходе той же беседы Хейг сказал, что администрация с озабоченностью следит за тем, как СССР вооружает Никарагуа, руководство которой продолжает „возмущать спокойствие' в районе Центральной Америки, на что жалуются правительства стран этого региона. Хейг не мог, однако, привести каких-либо достоверных фактов на этот счет (он вообще был не прочь порой блефовать).

Тем не менее он бросил многозначительную реплику, которая была, судя по всему, ключом к затеянному им разговору о Никарагуа, а именно в случае необходимости они „могут ответить поставками американского оружия в страну, непосредственно соседствующую с СССР' (т. е. Китаю).

Я предостерег Хейга не играть с огнем. Он промолчал. В то же время Хейг достаточно откровенно пытался нас шантажировать — как в ответ за Центральную Америку (хотя наша активность там была минимальная) — возможностью американской военной помощи Китаю или определенными шагами в Польше.

Хейг устроил (4 июня) прием в честь дипломатического корпуса в Вашингтоне (он произнес приветственную речь, я — как дуайен корпуса — ответил ему).

В связи с его предстоящим визитом в Китай в печати появились сообщения, что в ходе этого визита речь пойдет о расширении перечня американской военной техники, разрешаемой для продажи Китаю. Поэтому в беседе с ним я поинтересовался, насколько это соответствует действительности. Он утверждал, что вопрос о продаже оружия не является целью его визита, ибо главное — это обсуждение „взаимных стратегических интересов' США и Китая в глобальном плане. Правда, скороговоркой признал, что они рассматривают вопрос „о некотором поднятии уровня' списка военной техники для продажи Китаю, учитывая „дружественный характер' отношений США с ним.

Я заметил, что они затевают опасную игру, которая может самым серьезным образом отразиться на наших отношениях. Однако администрация, судя по Хейгу, была уже настроена на китайскую волну.

Китайский вопрос поэтому стал занимать видное место в наших отношениях с Вашингтоном.

17 июня Стесселу было сделано представление по поводу данного нам ранее „разъяснения' Белого дома в отношении продажи военной техники Китаю, из которого следовало, что США допускали такую возможность.

„Подобное поведение американской стороны, — говорилось в советском представлении, — не могло бы расцениваться иначе, как откровенно враждебное в отношении СССР. Правительству США должно быть ясно, что его практические шаги по предоставлению Китаю оружия, военной техники и технологии будут соответствующим образом учитываться нами в общем контексте советско-американских отношений и что в этом случае СССР был бы свободен применять такие меры, которые могут диктоваться складывающейся обстановкой'.

Стессел сказал, что он, конечно, хорошо понимает важность этого вопроса для будущих советско- американских отношений. О нашем заявлении он сегодня же доложит правительству США (и пошлет телеграмму Хейгу, который был в загранпоездке).

Когда госсекретарь вернулся, я встретился с ним. В дополнение к обращению, переданному ранее через Стессела, сообщил, что советское руководство считает необходимым вновь затронуть вопрос о намерениях и действиях США в отношениях с Китаем. Передал ему текст соответствующего заявления.

„Советское руководство хотело бы надеяться, — говорилось в заявлении, — что правительство США и лично президент еще раз тщательно взвесят свои последние шаги в отношении Китая и сопоставят их с реальными издержками и с теми опасностями, которые они несут миру и не в последнюю очередь самим США'.

Реакция Хейга свелась к словесным оправданиям и заверениям, что, дескать, ничего особо нового не произошло, что не предвидится больших продаж в близком будущем и что вообще он может заверить нас в том, что „у администрации Рейгана нет намерения заниматься программой перевооружения Китая'.

Но, несмотря на словесные заверения Хейга, администрация явно вела дело к расширению военного сотрудничества с Китаем. В июне администрация решила существенно ослабить ограничения на поставки в Китай военной техники (радары, противотанковые ракеты, средства ПВО и т. п.) и технологии, имеющей военное применение, а также упростить процедуру выдачи экспортных лицензий. За 8 месяцев 1981 года Пекину было выдано вдвое больше лицензий на закупку такой техники и технологии, чем за весь 1980 год.

Интересный взгляд на этот счет высказал вице-президент Буш в доверительной беседе со своим другом бизнесменом Кендаллом. Буш не одобрял нежелание администрации вести переговоры с СССР по вопросам контроля над вооружениями. Он сдержанно относился и к недавнему решению продавать оружие Китаю, так как это — без нужды — сильно испортит и без того плохие отношения с СССР. Сложность сейчас состоит в том, сказал Буш, что мы рассматриваем СССР через микроскоп, даже электронный микроскоп, т. е. все видим в сильно преувеличенном виде. А на Китай мы смотрим лишь через розовые очки. Немалую роль играет тут и то обстоятельство, что таким микроскопом в США в основном являются враждебные СССР средства массовой информации, которые к Китаю сейчас относятся почти с умилением, поскольку там нет „еврейского вопроса', но ведется сильная антисоветская пропаганда.

В целом можно было констатировать, что вопрос о Китае становился еще одним серьезным раздражителем в наших отношениях при администрации Рейгана.

В один из дней июня я был на обеде у Аллена, помощника президента по национальной безопасности. Разговор вели с глазу на глаз.

Аллен сказал, что накануне он беседовал с Рейганом, который сказал ему, что считает полезным состоявшийся откровенный обмен мнениями в ходе переписки между ним и Брежневым. Такой обмен мнениями Рейган считает целесообразным проводить периодически. Президент сожалеет, что не совершил пару лет назад поездку в Москву, когда была такая возможность. Если бы он тогда встретился с Брежневым, то, по мнению Рейгана, многое могло бы выглядеть по-другому, поскольку они уже знали бы друг друга (в этом Рейган был прав). Сейчас же лишь взаимная подозрительность характеризует их отношения. Конечно, Рейган не теряет надежду на личную встречу, но когда она конкретно состоится, сейчас сказать трудно.

У Рейгана есть твердые убеждения относительно своих приоритетов. Сначала — провести через конгресс законодательство, которое должно выправить экономическое положение и усилить военную мощь страны, поскольку война во Вьетнаме позволила СССР вырваться вперед в военной области. После этого президент готов приступить к серьезным переговорам с СССР по разным вопросам, включая возможное взаимное „существенное сокращение' ядерных вооружений. Аллен признал, что тут „мало логики': сначала вооружаться, тратить уйму денег, а потом сокращать вооружения путем переговоров. Однако сам Рейган очень верит в эффективность этой своей „формулы', когда имеешь дело с СССР.

Бизнесмен Хаммер, давний мой знакомый, как-то сказал мне, что считает помощника президента Аллена одним из главных антисоветчиков в Белом доме, который постоянно снабжает Рейгана клеветническими и другими предвзятыми материалами о СССР. Была у Хаммера и личная неприязнь к