только нужно будет одеть на себя этот сверкающий медью музыкальный инструмент, напоминающий толстого удава, сделать важный вид, и в то время, когда тенор, баритон, альт, труба и ударник будут дружно выводить мелодию, он должен будет надувать щеки, нажимать на клавиши и переворачивать нот ные листы. Деваться было некуда, и он согласился. Тем более что в случае успеха руководитель оркестра пообещал два раза в неделю забирать его с последнего урока на репетицию.
И вот настал день выборов. Шлихт немного волновался, но смело влез в своего духового удава и вместе с другими прошел на сцену. Руководитель одобряюще хлопнул его по спине. Заняв свое место во втором ряду, новоиспеченный музыкант поставил пюпитр и разложил нотную тетрадь. Руководитель подождал, когда все рассядутся, и взмахнул палочкой. Все дружно начали дуть в свои трубы, а Шлихт только важно надувал щеки и бодро нажимал на три медных пятака. Сыграли несколько мелодий, а закончили свое выступление маршем «Прощанье славянки». Выступление духового оркестра было отме чено в школьной стенгазете, как одно из самых лучших.
На следующий день руководитель оркестра зашел в класс и предложил Шлихту учиться играть на басу, но тот ответил вежливым отказом. Бас был очень тяжелым. Но этот случай не прошел для него даром. Он понял, что не обязательно быть музыкантом, можно только казаться им и иметь определенный успех.
Аферисты
Когда Шлихту было лет четырнадцать, он прочитал рассказ под названием «Опанасовы бриллианты». В нем Лев Шейнин описывал одну аферу.
Называлась она «Шнеер». Как позже Шлихт выяснил название это произошло от фамилии автора этой аферы, польского еврея, выдававшего себя за баварского барона фон Шнеера.
Этот небольшой рассказ произвел на него неизгладимое впечатление. Он перечитывал его много раз. И когда читал в очередной раз, ему показалось, что маленький бриллиантово-стеклянный осколочек кольнул его в сердце. Было немного больно, но затем стало удивительно спокойно и радостно на душе.
Янкель
Шли годы. Начались занятия в другой школе, где вместо положительных отметок Шлихт нарабатывал жизненный опыт, а вместо отрицательных — мог провести несколько лет в местах не столь отдаленных.
Годам к двадцати он точно знал, что ему нужно. Прежде всего, усвоил, что нельзя употреблять наркотики, спиртное и нельзя курить. В священном писании сказано: «
Все эти качества плюс высокий рост, приятное лицо открывали перед ним самые заманчивые перспективы. Но, тем не менее, все складывалось не так, как ему хотелось. Кроме долгов, у него ничего не было. Он был на мели. И вот тогда жизнь столкнула его с человеком, которого до сих пор считает своим учителем. Его звали Янкель. Он был аферистом высокого класса.
Они были знакомы давно, но Шлихт не догадывался о роде его занятий. Однажды, при встрече, он пожаловался ему на свое затруднительное материальное положение. Янкель был старше него больше чем в два раза и относился к нему почти по-отечески. Он предложил Шлихту попробовать свои силы в афере под названием «Шнеер».
В картотеке МУРа спецы по аферам называют «Шнеер» — под «чеха» или «поляка», потому что один из персонажей этой игры выдает себя за иностранца. Чаще всего за чеха. Но о том, как называют «Шнеер» менты на Петровке, Шлихт узнал спустя несколько лет. А пока его ждал удивительный мир трех актеров, для которых подмостками и декорациями были Калининский и Невский проспекты, Крещатик и узкие улочки Риги и Таллина.
Они сами были актерами и режиссерами, постановщиками и декораторами, а невольными статистами для них становились прохожие. Но если обычных актеров в случае плохой игры ждало отсутствие аплодисментов и холодный отзыв критиков, то у них ошибка в режиссуре или игре могла закончиться гораздо хуже. В лучшем случае они могли остаться без денег, а в худшем подвергнуться суровой критике работников уголовного розыска. Но как бы то ни было, эта работа его устраивала.
Стефан
Как уже говорилось, в «Шнеере» участвовало трое. В коллективе Янкеля Шлихт Пока что был четвертым. Вроде запасного игрока в команде, хотя уже успешно выполнял все роли. С ними в качестве иностранца работал старик лет шестидесяти с лишним. Звали его Стефан. Работал он еще с послевоенного времени, был профессионалом, но имел один недостаток. Время от времени Стефан запивал, а во время запоя для работы был полностью непригоден.
Однажды Янкель сказал, что нужно съездить к Степе Домой и предупредить, чтобы он не опоздал к поезду. На вечер взяли билеты на Москву. Степа жил в деревне, километров в тридцати от города.
Когда таксист свернул с шоссе на проселочную дорогу него начало портиться настроение. Весна была ранняя и грязи было по щиколотку. Старый Степин домишко стоял в километре от трассы, на самом краю деревни. Таксист припарковался как мог на обочине дороги. Дальше Шлихт с Янкелем пошли пешком. Возле дома Стефана был пахотный клин, который они обходили минут десять.
Когда они вошли в дом, Степа, лежа на кровати, мирно спал. На столе стояла начатая бутылка коньяка и нехитрая закуска. Несколько пустых коньячных бутылок валялось на полу. Они поняли, что на сегодня Степа никакой ценности как аферист не представляет. Не было даже смысла его будить, и они хотели тихонько уйти. Но тут он неожиданно открыл глаза и, поняв, зачем они приехали, стал уверять Янкеля, что через двадцать минут будет в полной боевой готовности. Янкель сказал, что они будут ждать в такси.
Чтобы добраться к машине, снова обошли пахотный клин. Таксист, узнав, что нужно подождать с полчаса, потребовал доплаты. Они сели в машину. Из окна был хорошо виден Степин двор и дом.
Вскоре открылась калитка, и появился Стефан. На нем был темно-синий плащ, дорогой черный костюм, белая рубашка и галстук, на ногах лакированные туфли, а на голове — старомодная темно-синяя фетровая шляпа. В руках Стефан держал кейс из крокодиловой кожи и автоматический зонт. На фоне деревни вид у него был внушительный. Но для того, чтобы не запачкать обувь, Степа шел на маленькую хитрость. Он надевал на туфли старые калоши, доходил в них до трассы и прятал в кустах, а когда возвращался, забирал калоши домой.
Степа топтался на месте, решая, как ему лучше пройти к машине. У него было два пути. Первый — это обойти пахотный клин, а второй — пойти напрямик. Всю зиму он ходил по пахоте и протоптал узенькую тропинку. На пахоте снег уже растаял, а на тропинке был еще утоптанный ледок, и он не так легко поддавался солнцу. Немного поколебавшись, Степа решил пройти на прямик, тем более что он был на веселее и в калошах. Половину пахоты он прошел благополучно. Но в какой-то момент его качнуло, и одной ногой он ступил в жирный чернозем. Нога, попавшая в грязь, стала весить килограмма на два больше. У него сразу же сместился центр тяжести. При следующем шаге его качнуло в другую сторону, и другая нога ушла в грязь. Степа уперся зонтом в спасительную тропинку и мужественно вытащил ногу на поверхность. Сделав шага три — четыре, он дважды оказывался по ту или другую сторону дорожки. Теперь галош не было видно, а Стефан походкой напоминал водолаза, медленно идущего по морскому дну.
Шлихт с Янкелем вышли из машины и молча наблюдали за его передвижением. Первым не выдержал
