— Кстати, где сейчас Бхейд? — спросил Альтал.
— Он уединился… в пустой комнате. Я, наверное, могла бы с ним совладать, но лучше этого не делать. Если он сможет пережить это самостоятельно, в дальнейшем так будет лучше. Рано или поздно ему придется взглянуть в лицо тому, что произошло в Остосе, и вступить с этим в борьбу. Если я буду представлять для него все в розовом свете, его проблемы могут уйти внутрь и когда-нибудь выплывут снова наружу — в самый ответственный момент.
— И сколько же ему может понадобиться времени, чтобы выздороветь? — спросил Элиар. — Лейта очень скучает без него, но она уже даже не может слышать его мысли.
— Он делает это нарочно, Элиар, — объяснила Двейя. — Сейчас он переживает ужасный период и не хочет втягивать в это Лейту. Я немного замедлила для него время. Если для выздоровления ему нужно только время, я дам ему столько, сколько понадобится. — Она выпрямилась и посмотрела на Альтала. — Когда придешь в Магу, держи глаза и уши открытыми, любовь моя, — проинструктировала она. — В Перкуэйне сейчас творятся не совсем обычные дела. Постарайся узнать какие-нибудь подробности.
— Герцог Нитрал что-то говорил о религиозных спорах, Эмми, — вспомнил Элиар. — Это может иметь какое-то отношение к тем беспорядкам?
— Возможно. А где остальные детки, Альтал?
— Они отправились в Арум вместе с вождями кланов на свадьбу Альброна и Астарель, — ответил он.
— Прекрасно, — одобрительно сказала она.
— Свадьбы имеют для тебя большое значение, правда, Эм?
— Ты еще не забыл, кто я такая, Алти?
— Видимо, нет, — сказал он. — Пойдем в Магу, Элиар. Мне нужно около десяти тысяч тонн пшеницы, так что лучше нам закупить ее прежде, чем цены поднимутся.
— Покупка такого количества пшеницы вполне осуществима, Альтал, — согласился герцог Олкар. — Если я немного потяну с закупкой и сроками поставки, мне удастся приобрести необходимое количество, не вызывая резкого подъема цен — а если я буду покупать партиями по тысяче тонн, то, может быть, даже получу скидку.
— Вы еще более ловкий вор, чем я сам, Олкар, — упрекнул Альтал герцога Олкара.
— Спасибо, — ответил Олкар с проницательной усмешкой.
— Что происходит здесь, в Перкуэйне? — спросил Альтал. — Герцог Нитрал говорил, что тут вот- вот вспыхнет какой-то религиозный конфликт?
— Я не слышал, чтобы здесь была замешана религия, — ответил Олкар. — Мне говорили, среди крестьян какие-то волнения, но такие мятежи возникают каждые лет десять. Если вдуматься, во всем виноваты землевладельцы. Перкуэйнцы, как правило, эгоисты, они тратят миллионы на строительство дворцов. Крестьяне живут в лачугах, и разница между “твоим дворцом” и “моей хижиной” весьма очевидна. Идея об “удобстве без роскоши” до сих пор не приходила перкуэйнцам в голову. Землевладельцы кичатся своим богатством, а крестьяне негодуют. В этом нет ничего нового.
— Я должен все разведать, — сообщил ему Альтал. — Если вскоре здесь разгорится всеобщий крестьянский бунт, нам лучше закупить зерно и побыстрее переправить его через границу, пока не вспыхнул пожар.
— До этого никогда не дойдет, Альтал, — усмехнулся Олкар.
— Не будем рисковать, герцог Олкар. Если мы допустим здесь промах, эрайя Андина скажет нам об этом, и, я уверен, мы ее услышим — ей для этого не придется даже вставать со своего трона в Остосе.
— Возможно, вы правы, — согласился Олкар. — Наверное, мне лучше пойти и нанять несколько сотен вагонов.
— На вашем месте я бы так и сделал. Элиар может вам помочь. А я тут пока немного понаблюдаю. Мне нужно узнать, что на самом деле происходит в Перкуэйне.
— Мой прапрапрадед был, вероятно, одним из лучших воров своего времени в мире, — хвастался Альтал перед остальными завсегдатаями в захудалой таверне на берегу реки, — но он был деревенским парнем с гор и никогда раньше не видел бумажных денег. Там, откуда он пришел, деньги были круглыми, желтыми и звонкими. Он и подумать не мог, что у него в руках миллионы, поэтому просто повернулся и ушел от богатства.
— Трагедия, — качая головой, заметил один из профессионалов, сидевших в таверне.
— Точно, — согласился Альтал. — По словам моего отца, за десять поколений никто из моей семьи не проработал честно ни дня — за исключением одной белой вороны: двоюродного деда, который был плотником, — а тот случай в Магу был единственным за сотни лет, когда кто-либо из моих родственников так близко подошел к настоящим деньгам. Это пятно на репутации моей семьи, и я пришел в Перкуэйн, чтобы совершить нечто такое, что могло бы смыть этот позор.
— А чем ты занимаешься? — спросил карманный вор с проворными пальцами.
— Ну, всем понемногу. У меня широкие взгляды. Я знаю, что большинство деловых людей считают, будто должны избрать для торговли какое-то одно направление, но если власти разыскивают разбойника с целью его повесить, то разбойнику самое время продать своего коня и шляпу с пером да отправиться на время щипать карманы в какой-нибудь другой город.
— Толково рассуждаешь, — согласился жилистый разбойник с длинным носом. — Но ты выбрал не самое лучшее время, чтобы прийти в Перкуэйн. Сейчас здесь неспокойно.
— Мне так и сказали, когда я пришел сюда в первый раз. Впрочем, тот человек был не совсем трезв, поэтому я не очень понял, что он говорит. Он все время повторял что-то про религию. Неужели кто- то принимает религию настолько всерьез?
— Только тот, у кого нет головы на плечах, — подтвердил разбойник, — но на юге, похоже, образовался новый Церковный орден. Мы все уже знаем Белую Рясу, Коричневую Рясу и Черную Рясу, но, насколько я слышал, члены этого нового ордена носят красные рясы и читают проповеди о “социальной справедливости”, “землевладельцах-угнетателях” и “голодающем крестьянстве”. Разумеется, все это совершенная чушь, но крестьяне попадаются на эту удочку. В конце концов, у крестьян не так уж много мозгов, иначе они не стали бы крестьянами, верно?
— Лично я бы не стал, — согласился Альтал. — Вероятно, в Перкуэйне все так же, как и везде. Землевладельцы обманывают крестьян, торговцы надувают землевладельцев, а мы обводим торговцев вокруг пальца. Вот почему мы с вами стоим на вершине социальной лестницы.
— Мне такая мысль по душе, — сказал длинноносый разбойник остальным ворам. — Если рассматривать все с такой точки зрения, то разве нельзя сказать, что это превращает нас в настоящую элиту?
— Я бы не стал так говорить в присутствии чужеземцев, — ответил вор-карманник.
— Может ли этот крестьянский мятеж перерасти во что-то существенное? — спросил Альтал.
— Скорее всего, некоторые роскошные особняки будут сожжены, а нескольким землевладельцам перережут глотки, — пожав плечами, ответил разбойник. — Потом начнутся грабежи, но Красные Рясы в конце концов отберут у крестьян всю добычу в уплату за проповеди. Каждый из живущих священников считает, что примерно половина всего мирового богатства по праву принадлежит ему, так что в бедных странах духовенства отыщется не так уж много. Этот так называемый “крестьянский бунт” не что иное, как мистификация. Своими проповедями служители Красной Рясы доведут крестьян до безумия, крестьяне будут бегать вокруг с криками, потрясая лопатами и граблями, и воровать все, что плохо лежит, а потом Красные Рясы обманом выудят у крестьян все награбленное.
Альтал грустно покачал головой.
— И когда это кончится? — он вздохнул.
Длинноносый разбойник цинично рассмеялся.
— Дворяне поймут, откуда дует ветер, и подкупят этих новоявленных священников, — предрек он. — И тогда они другие проповеди запоют. Тут уж не место “социальной справедливости”, в силе будет “мир и спокойствие”. Лозунги о “законной доле” сменились на лозунг о “воздаянии на небесах”. Это такое же надувательство, как и всегда, дружище. Потом священники спокойно, прикрываясь “гражданским
