забрызганного кровью чудовища. Он отдал Йоши платье, боясь задать вопросы и выразить сомнения, вызывавшие у него дрожь страха. Йоши сорвал с себя броню и набросил белое платье. Держа голову Йоримасы под мышкой, он выбежал из комнаты принца к задней стене дома, где была привязана его лошадь. Он вскочил на нее, повернул и помчался через толпу сражающихся у ворот. В белом платье, развевавшемся за его спиной, он скакал по берегу Уджи до места, где хоть мгновение его не могли видеть люди Тайра. «Амида Будда, я вручаю тебе душу этого храброго человека», — задыхаясь, произнес он и бросил голову Йоримасы в реку.
Позади него поднялся крик. Белое платье узнали. Он разобрал слова: «Принц Мочихито ускакал! За ним! Убить изменника-принца! За его голову золото!»
Йоши мчался к югу по равнине, к горам, где опасность меньше. Ему требовалось проехать пять миль по открытому месту. Ночь была темна, месяц, к счастью, скрылся за тучами. Где-то далеко ухала сова. Йоши ощущал напряженность волнообразной скачки кона и слышал свое жесткое дыхание. Далеко позади него земля, казалось, дрожала от топота копыт преследующей его погони, состоявшей из тысяч всадников.
Обещанная награда свела самураев с ума. Подобно огромной своре гончих, почуявших кровавый след, всадники скакали по равнине, охотясь за призраком. У Йоши было два преимущества в скачке к предгорью. Его лошади было легче, он меньше весил, а самураи были в броне, к тому же они были своевольны и недисциплинированны, они дрались за передние места, чтобы получить награду. Постепенно он удалялся от погони. Предгорье было почти рядом. Месяц временами показывался из-за туч. Напряженное дыхание лошади и топот ее копыт стали теперь единственными звуками. Преследователи отстали, их не было слышно.
После резни и грохота сражения при Бюодо-ин ночь, казалось, была полна спокойствия. Отдышавшись, Йоши задумался о трагическом контрасте, когда кровавая битва происходила перед грациозными колоннами и изящной архитектурой старого дворца. Как скоропреходящи и жизни, и творения людей!
Месяц опять спрятался, когда Йоши подъехал к опушке соснового леса, темневшего по склонам гор. Казалось, опасность миновала: когда Йоши будет в горах, его не сможет найти ни один из всадников. Но тут его лошадь оступилась в овраг, край которого был незаметен в темноте. Нога лошади сломалась с треском, похожим на треск сломанной ветви, а Йоши, перелетев через голову лошади, покатился по земле.
ГЛАВА 52
В Бюодо-ин немногие оставшиеся защитники продолжали сражаться с превосходящими силами врага. Их оттесняли все дальше и дальше, их численность уменьшалась, они погибали как герои.
Чикара ездил на белом коне вокруг места сражения, направляя свои войска против защитников. У него появился минутный соблазн скакать вместе с огромной армией за всадником в белом, но… слишком это было просто. Белый всадник появился так вовремя, так кстати… Кроме того, он слишком хорошо держался на лошади, а Чикара знал, что принц был плохим наездником. Шестое чувство, благодаря которому Чикара умел вести за собой людей, подсказало ему, что принц еще не ушел от него.
Некоторые защитники могли бы спастись в темноте, но честь выше жизни. Мечи и копья взмахивали и сверкали в постепенно суживающемся круге, и наконец только один человек еще сопротивлялся — монах гигантского роста. Он рубил своим мечом как одержимый. Его окружал стальной круг, и когда кто-либо подходил слишком близко, его броня оказывалась прорезанной, как бумага. Его окружали пятьсот человек, между тем как его меч летал в восьмисторонней защите.
Но это был только вопрос времени. Звон меча о меч, хрипы, крики и тяжелое дыхание заглушил громкий рев, когда монах поскользнулся в луже крови своих врагов. Он упал, еще сражаясь, под лавиной оружия и брони. Раздался победный клич столпившихся воинов. Последний защитник погиб.
Чикару это не удовлетворило.
— Развернитесь вокруг дома, — приказал он. — Возможно, принц спрятался здесь. Обыщите весь двор от ворот до ступеней… Тому, кто его найдет, будет особая награда.
Чикара пошел в главный зал, чтобы обыскать здание внутри. Повсюду он видел прекрасные ширмы и гобелены, разломанные и разорванные, превращенные в ненужный хлам. В сражении были уничтожены тонкие стены и решетчатые ставни. У Чикары возникло минутное чувство подавленности, вызванное этим опустошением. Он сожалел о гибели этих бесценных предметов искусства больше, чем о гибели двух тысяч людей, убитых в сражении… Солдаты для того и существовали, чтобы сражаться и умирать. Их можно было заменить. Заменить ширмы и рисунки было невозможно.
Чикара чуть не упал, споткнувшись об обезглавленное тело Йоримасы. Он узнал поэта по броне и возрасту и хрупкости тела. Он одобрительно кивнул. Старик погиб достойной смертью и одержал небольшую победу в том, что его голова не досталась Чикаре.
В здании не было живых. Чикара прошел к задней веранде, там он остановился и обследовал сады и искусственное озеро, взглянул на своих воинов, обыскивавших рощу и заросли молодого бамбука; они шумели, выкрикивая проклятия, чтобы спугнуть возможных беглецов.
Чикара метнул взгляд в сторону. Он заметил какое-то движение под изогнутым мостиком, светлое пятно, отступившее назад в тень. Это было отражение при свете месяца бледного круглого лица. Он спрыгнул с веранды и прошел вдоль искусственного ручья до моста. Месяц, причинив беду — выдав беглеца, — со стыдом спрятался за тучами. Чикара смутно различал на воде бледные цветы лотоса. Пока он шел, квакали лягушки, обеспокоенные вторжением в их убежище. Сражение не захватило этих садов, расположенных позади виллы, и, находясь здесь, можно было подумать, что это обыкновенная тихая весенняя ночь, покой которой не нарушен воюющими людьми.
Над мостиком стояло одинокое развесистое вишневое дерево. Когда Чикара подошел к нему, из-за дерева выбрался принц, ползя на коленях и лепеча мольбы о пощаде.
Как это было отвратительно! Чикара никогда не сомневался в божественности императорской семьи, ведущей свой род от Аматерасу, богини солнца; но это существо не было богом; оно даже не было человеком. Если бы принц оказался не таким малодушным, Чикара сохранил бы ему жизнь из уважения к императорской семье; но вид этого слабого женоподобного существа, просившего пожалеть его, был невыносим.
Одним ударом он закончил отвратительную сцену. Голова принца Мочихито скатилась к краю воды. Бульканье крови, вытекавшей из перерезанной сонной артерии, смешалось с мягким плеском воды о травянистый берег.
Чикара поднял голову и позвал людей, обыскивавших бамбуковые заросли в дальнем конце сада. «Сюда! — крикнул он. — Поиски закончены. Вы все получите награду».
Когда они подошли, он приказал им принести ставень, чтобы положить на него тело. Он завернул голову в кусок ткани и поручил нести ее одному из самураев; когда они вернутся в Киото, она будет показана Кийомори.
В пруду, среди водорослей, дрожа, лежал молочный брат принца Муненобу. Он спрятался в воде и уговаривал принца сделать то же самое. После того как Мочихито отказался, Муненобу зарылся глубоко в ил у края пруда. Его лицо было покрыто водорослями, сквозь которые он мог дышать, не выдавая своего убежища. Хотя его приводили в ужас солдаты, размахивавшие мечами и наугад срезавшие растения в бамбуковой роще и кустарнике, он сохранял свое место.
Он слышал крик Чикары и видел грубо смеявшихся солдат, проходивших мимо него. Он глубже запрятался в воду и с ужасом смотрел, как самураи подняли обезглавленное тело на ставень и унесли его.
В темноте Муненобу сначала не был уверен, что это принц. Солдаты прошли… что-то выпало из платья покойника и покатилось к нему.
Месяц, выдавший принца, смущенно светил. Муненобу узнал любимую флейту принца, совсем