…Когда начальник разведывательного отдела штаба Евстигнеев вошел к новому командующему, Говоров сидел за письменным столом. На столе не было ни карт, ни бумаг. Только толстая тетрадь и возле нее карманные часы на потертом ремешке.

Евстигнеев был уверен в теплом, дружеском приеме: он ведь один из немногих руководящих работников штаба, которые встречались с Говоровым раньше! Но из-за стола на него отчужденно смотрели серые немигающие глаза.

Представляясь генералу, как положено по уставу, Евстигнеев полагал еще, что тот просто не узнал его сразу, но сейчас вот, услышав знакомую фамилию, конечно же вспомнит об их встречах трехгодичной давности.

Говоров, однако, и после этого смотрел на него все так же холодно. Только спросил:

– Вы по-прежнему в Ленинграде?

– По-прежнему здесь и даже в прежней должности, – улыбнулся Евстигнеев с расчетом на ответную улыбку.

Ее не последовало. Лицо генерала оставалось каменным.

– Разведкарта при вас? – едва заметно кивнул он на черную кожаную папку, которую Евстигнеев прижимал рукой в бедру.

– Так точно! – ответил Евстигнеев уже без улыбки.

– Садитесь, – Говоров сделал движение рукой в сторону длинного стола, покрытого зеленым сукном.

Евстигнеев подошел к атому столу и остановился в ожидании, пока здесь же займет место командующий. Но тот не торопился.

– Я ведь сказал, садитесь, – повторил он, не повышая голоса. Затем взял свою толстую тетрадь, вложил в нее карандаш и, перейдя к длинному столу, опустился на стул рядом с Евстигнеевым. – Прошу вашу карту.

Евстигнеев поспешно извлек карту из папки, и Говоров погрузился в молчаливое изучение ее, забыв о присутствии начальника разведки. Лишь по истечении нескольких минут он спросил Евстигнеева:

– Сколько, по вашим данным, дивизий противника противостоит нашим войскам?

– Вы имеете в виду все Северо-Западное направление? – осведомился Евстигнеев.

– Да.

– Тридцать три дивизии и две бригады.

Серые глаза Говорова продолжали вопросительно глядеть в таза начальника разведки.

– Я жду, – напомнил он после короткой паузы.

– Простите, товарищ командующий, чего?

– Дивизии представляют, очевидно, различные рода войск, – все так же монотонно, без тени недовольства пояснил Говоров.

– Так точно, извините, – спохватился Евстигнеев. – В названное мной количество немецких соединений входят: двадцать шесть пехотных дивизий, две пехотные бригады, две танковые дивизии, две моторизованные и три охранные дивизии. Данные на первое января.

– Сейчас апрель, – как бы между прочим заметил Говоров, сделал какие-то записи в своей тетради и опять склонил голову над картой. Не отрывая глаз от нее, проговорил: – Наибольшая концентрация сил противника отмечается непосредственно перед Ленинградом и южнее Ладожского озера, так?

Евстигнеев отчеканил:

– В последнее время наблюдалось уплотнение боевых порядков немцев против Волховского фронта. Тем не менее на наших южных рубежах, а также на Неве и Карельском перешейке плотность противника осталась без изменений.

– Закон сообщающихся сосудов исключает такую ситуацию, – возразил Говоров и тут же уточнил: – Если, конечно, противник не получает подкрепления с других направлений.

– Достоверных данных о подкреплениях извне у нас на имеется, – продолжил свой ответ начальник разведки. – Однако…

– Пользуйтесь только достоверными данными, – прервал его Говоров и ткнул пальцем в карту, в один из синих флажков: – Каков фронт вот этой дивизии и каково состояние ее обороны?

– За несколько месяцев блокады, товарищ командующий, противник имел возможность повсюду построить прочные долговременные оборонительные сооружения.

– Я вас спрашиваю об этой вот дивизии, – снова указал пальцем Говоров на тот же синий флажок…

У Евстигнеева повлажнел лоб.

Дело в том, что уже продолжительное время Хозин, а до него еще и Федюнинский обращали главное внимание на противника, сосредоточившегося к юго-востоку от Ленинграда, по ту сторону блокадного кольца: там ведь завязались решающие бои. А на ближних подступах к Ленинграду противник изо дня в день характеризовался в разведсводках общими словами: «Долговременная оборона».

Говорова такая характеристика не удовлетворяла. Он требовал исчерпывающих сведении о состоянии каждой немецкой дивизии.

В эти минуты Евстигнеев тоже вспомнил, что новый командующий – из преподавателей военной академии. И невольно подосадовал: не экзамен же он у меня принимает, да и на экзаменах не поощряется стремление во что бы то ни стало «завалить» слушателя.

Евстигнееву довелось служить под началом разных командующих. Он пришелся ко двору добродушному, хотя и вспыльчивому Попову, импульсивному, всегда куда-то спешащему Ворошилову, властному, не терпящему возражений Жукову. Он понимал их, и они понимали его. Так же понятны для Евстигнеева были Федюнинский и Хозин. Но Говоров показался ему человеком непостижимым.

…До часу ночи продолжалось то, что в последующих разговорах с сослуживцами Евстигнеев назовет полушутя-полувсерьез уже не экзаменом, а «допросом». На протяжении этой долгой беседы Говоров ни разу не повысил голоса, не произнес ни одного резкого слова, но и ни разу не улыбнулся. Ни разу не сказал, что тот или иной ответ начальника разведки не удовлетворяет его. Однако не сводил с Евстигнеева своих серых строгих, пристальных глаз, пока тот словом или жестом не давал понять командующему, что доложено ему все, чем располагает разведотдел. Тогда Говоров переводил взгляд на карту и тянулся своим указующим перстом к очередному синему флажку.

Наконец командующий отодвинул карту в сторону и на мгновение закрыл глаза.

Евстигнеев украдкой взглянул на стенные часы и выложил последнее, что оставалось у него за душой:

– О замене фон Лееба на посту командующего группой «Север» бывшим командующим восемнадцатой армией Кюхлером вы, конечно, знаете?

– Знаю, – подтвердил Говоров. – Но что из этого следует?

Евстигнеев пожал плечами:

– Полагаю, что вывод может быть только один: Гитлер недоволен действиями группы.

– Логично. А что еще?

Евстигнеев молчал.

– Перемещения в командовании всегда имеют не только причину, но и следствие, – пояснил Говоров. – Причина ясна. Каков ваш прогноз относительно следствий?

– Надо обдумать, – уклончиво сказал Евстигнеев.

– Обдумывайте, – как-то очень уж безразлично согласился командующий и на том закончил