счастливой.
— Вы любите Ника, да, Нора? — спросила Дороти.
— Он — старый глупый грек, но я к нему привыкла.
— Но Чарльз — не греческое имя.
— Настоящее имя — Чараламбидес, — объяснил я. — Когда мой старик перебрался сюда, придурок, оформлявший документы на Эллис Айлэнд, сказал, что Чараламбидес — это слишком длинно — запутаешься, пока напишешь, — и сократил имя до «Чарльз». Старику было безразлично: пусть зовут как угодно, хоть «Икс», вот они его и впустили.
Дороти пристально посмотрела на меня.
— Я никак не могу понять, когда вы говорите правду, а когда врете. — Она начала было натягивать на ногу чулок, затем остановилась. — А что нужно от вас маме?
— Ничего. Она пыталась вытянуть из меня информацию. Ей хотелось знать, что ты говорила и делала вчера вечером.
— Я так и думала. И что же вы ей сказали?
— Что мог я ей сказать? Ты ничего особенного не говорила и не делала.
Наморщив лоб, она задумалась над моим ответом, но когда заговорила снова, то уже на другую тему.
— Я и не знала, что между вами и мамой что-то было. Конечно, тогда я была совсем еще ребенком, и не поняла бы, в чем дело, если бы и заметила что-либо, однако я даже не знала, что вы называете друг друга по имени.
Нора, смеясь, отвернулась от зеркала.
— Вот теперь что-то начинает проясняться. — Она махнула Дороти расческой. — Продолжай, дорогая.
Дороти простодушно сказала:
— Ну, я ведь не знала.
Я вытаскивал из рубашки булавки, которыми ее скололи в прачечной.
— А что ты знаешь теперь? — спросил я.
— Ничего, — медленно сказала она, и лицо ее начало краснеть, — но я догадываюсь. — Она уткнулась глазами в свой чулок.
— Догадываешься, — проворчал я. — Ты, конечно, дрянная девчонка, но не надо так смущаться. Если в голову тебе приходят только гадкие мысли, тут уж ничего не поделаешь.
Она подняла голову и рассмеялась, однако, задавая следующий вопрос, вновь посерьезнела.
— Как вы думаете, я буду очень похожа на маму?
— Я бы не удивился.
— Вы действительно так думаете?
— Ты хочешь, чтобы я сказал «нет»? Нет.
— И вот с этим я вынуждена жить, — радостно сказала Нора. — И ничего с ним не сделаешь.
Я первым закончил одеваться и вышел в гостиную. Мими сидела у Йоргенсена на коленях. Она встала и спросила:
— Что тебе подарили на Рождество?
— Нора подарила мне часы. — Я показал их Мими.
Она сказала, что они прелестны, и была права.
— А что ты ей подарил?
— Ожерелье.
Йоргенсен спросил: «Можно?» и, поднявшись, налил себе выпить.
В дверь позвонили. Я впустил Куиннов и Марго Иннес и представил их Йоргенсенам. Наконец, закончив свой туалет, Нора и Дороти вышли из спальни, и Куинн сразу же привязался к Дороти. Пришел Ларри Краули с девушкой по имени Дэнис, а несколько минут спустя явилась чета Эджес. Я выиграл у Марго в кости тридцать два доллара. Девушке по имени Дэнис пришлось удалиться в спальню и на некоторое время прилечь. Чуть позже шести Элис Куинн, с помощью Марго Иннес, удалось оторвать мужа от Дороти, и она увела его куда-то, где их уже ждали. Ушли супруги Эджес. Надев сначала свое пальто, Мими одела мужа и дочь.
— Конечно, я сообщаю об этом слишком поздно, но, может, вы нашли бы время завтра вечером приехать к нам на ужин?
— Конечно, — сказала Нора.
Мы пожали друг другу руки, каждый сказал что-то вежливое, и они ушли.
Нора закрыла за ними дверь и прислонилась к ней спиной.
— Бог ты мой, как он симпатичен, — сказала она.
VIII
До того момента я вполне отчетливо представлял себе, что делаю и какое место занимаю во всей этой Вулфово-Уайнантово-Йоргенсеновой истории (ответами на возникающие вопросы были, соответственно, «ничего» и «никакое»), однако, когда часа в четыре на следующее утро по дороге домой мы заехали в ресторан на чашку кофе, Нора развернула газету и в колонке сплетен наткнулась на такую строчку:
Незваный гость был плотным, смуглым, моложавым, с широкими скулами и узко посаженными глазами. На нем были черная шляпа-котелок, прекрасно сидевшее черное пальто, темный костюм и черные ботинки; складывалось впечатление, что все это он купил в магазине не более пятнадцати минут назад. Ни на что не нацеленный черный пистолет тридцать восьмого калибра удобно лежал в его руке.
— Он вынудил меня впустить его, Ник, — оправдывалась Нора. — Он говорит, что должен...
— Мне нужно поговорить с вами, — сказал мужчина с пистолетом. — Больше мне ничего не надо, но это я должен сделать обязательно. — У него был низкий хриплый голос.
К тому времени я уже окончательно проморгался и проснулся. Я посмотрел на Нору. Она была возбуждена, но явно не испугана: с тем же выражением лица она могла бы наблюдать, как всего лишь на полголовы опережая остальных приходит к финишу лошадь, на которую она сделала ставку.
— Хорошо, говорите, — сказал я — но, может, сначала уберете пистолет?
Его нижняя губа растянулась в улыбке.
— Не надо мне демонстрировать, что вы — кремень. Мне о вас рассказывали. — Он убрал пистолет в карман пальто. — Я — Шеп Морелли.
— Никогда о вас не слышал.
Он шагнул в комнату и покачал головой из стороны в сторону.
— Я не убивал Джулию Вулф.
— Может, и не убивали, но принесли эту новость вы не туда, куда следует. Я не имею к этому делу никакого отношения.
— Я не видел ее уже три месяца, — сказал он. — Мы завязали друг с другом.
— Скажите об этом полиции.
— К чему бы мне ее убивать? Она всегда была передо мной чиста, как стеклышко.
— Все это очень здорово, — сказал я, — только вы ошиблись номером телефона.
— Послушайте, — он сделал еще один шаг по направлению к кровати. — Стадси Берк говорит, что когда-то вы были «о'кей». Именно поэтому я здесь. А полиция...
— Как поживает Стадси? — спросил я. — Мы не виделись с тех пор, как он загремел за решетку то ли в двадцать третьем, то ли в двадцать четвертом.
— У него все в порядке. Он хотел бы вас повидать. Теперь он владеет заведеньицем на Сорок
