розовый чек на десять тысяч долларов компании «Парк Эвенью Траст», выписанный на имя Мими Йоргенсен, подписанный Клайдом Милером Уайнантом и датированный третьим января тысяча девятьсот тридцать третьего года.

— Датирован пятью днями раньше действительного срока, — сказал я. — Что за чушь?

— Он сказал, что сейчас на его счету не наберется такой суммы, и он, вероятно, не сможет в течение еще двух-трех дней сделать новый вклад.

— По этому поводу разразится настоящая буря, — предупредил я ее. — Надеюсь, ты к ней готова.

— Я не понимаю, почему, — запротестовала она. — Не понимаю, почему мой муж — мой бывший муж — не имеет права обеспечить меня и своих детей, если он этого хочет.

— Хватит, Мими. Чем ты его купила?

— Купила?

— Ну да. Что ты пообещала сделать в ближайшие несколько дней? Ведь он пригрозил устроить все так, что если ты этого не сделаешь, деньги по чеку получить будет невозможно, верно?

Она состроила гримасу, выражавшую нетерпение.

— В самом деле, Ник, иногда со своими дурацкими подозрениями ты производишь впечатление недоумка.

— Я учусь быть недоумком. Еще три урока, и можно будет получать диплом. Но помни, я предупреждал тебя вчера, что ты, возможно, окончишь свои дни в...

— Прекрати, — крикнула она и закрыла мне рот своей ладонью. — Зачем ты постоянно твердишь это? Ты ведь знаешь, меня это сводит с ума, и... — Голос ее смягчился, и в нем появились льстивые интонации. — Ты же видел, что мне пришлось пережить в последние дни, Ник. Неужели ты не можешь быть хоть чуточку добрее?

— Не беспокойся насчет меня, — сказал я. — Беспокойся насчет полиции. — Я опять подошел к телефону и позвонил Элис Куинн. — Это Ник. Нора сказала, что ты...

— Да. Ты не видел Харрисона?

— Нет, с тех пор, как привез его к тебе, не видел.

— Если увидишь, не говори ему о том, что я нагородила тебе вчера вечером, ладно? Я сказала это не всерьез, совсем не всерьез.

— Я и не думал, что ты говорила всерьез, — заверил я ее. — Кроме того, я в любом случае ничего бы ему не сказал. Как он себя сегодня чувствует?

— Он ушел.

— Что?

— Он ушел. Он меня бросил.

— Он и раньше уходил. Он вернется.

— Я знаю, но на сей раз мне страшно. Он не поехал в контору. Надеюсь, он просто напился где-то и... но на сей раз мне страшно. Ник, ты думаешь, он и правда любит эту девушку?

— По-моему, он сам полагает, что любит.

— Он тебе так говорил?

— Если бы и сказал, то это ничего бы не значило.

— Как ты думаешь, имеет смысл с ней поговорить?

— Нет.

— Может, ты с ней побеседуешь? Ты думаешь, она его любит?

— Нет.

— Что с тобой? — раздраженно спросила она.

— Нет. Я не дома.

— Что? А, ты имеешь в виду, что звонишь из какого-то места, где тебе неудобно говорить?

— Правильно.

— Ты... ты у нее дома?

— Да.

— А она там?

— Нет.

— Ты думаешь, она с ним?

— Не знаю. Не думаю.

— Может, позвонишь мне, когда сможешь спокойно говорить, или, еще лучше, навестишь меня?

— Конечно, — пообещал я и повесил трубку.

Голубые глаза Мими насмешливо наблюдали за мной.

— Кое-кто всерьез обеспокоен проказами моей дочурки? — Не дождавшись от меня ответа, она рассмеялась и спросила: — Дороти до сих пор строит из себя убитую горем деву?

— Наверное.

— Она всегда будет изображать саму невинность, — пока рядом будут люди, готовые ей верить. И ты, Ник — подумать только! — попался на ее удочку, ты, который боится верить даже в... ну... в то, например, что я всегда стараюсь говорить только правду.

— Это мысль, — сказал я. Прежде, чем я успел продолжить, в дверь позвонили.

Мими открыла врачу — он представлял собой кругленького, пухленького, слегка сгорбленного пожилого мужчину, с пингвиньей походкой, — и провела его к Гилберту.

Я опять открыл ящик стола и посмотрел на облигации; их общая номинальная стоимость, прикинул я, составляла тысяч шестьдесят, а на бирже за них дали бы сразу примерно четверть или треть этой цены.

Когда в дверь вновь позвонили, я задвинул ящик и впустил Маколэя. Он выглядел усталым. Не снимая пальто, он уселся и сказал:

— Ну что ж, говори — я готов к самому худшему. Что ему здесь было нужно?

— Пока не знаю, Мими только успела показать мне облигации и чек.

— Об этом мне известно. — Он покопался в кармане и протянул мне письмо:

'Дорогой Герберт!

Сегодня я передам миссис Мими Йоргенсен ценные бумаги, перечисленные ниже, а также чек «Парк Эвенью Траст» на десять тысяч долларов, датированный третьим января. Прошу тебя позаботиться о том, чтобы к этому дню на счету было достаточно денег для выдачи по чеку. Я мог бы предложить, чтобы ты продал еще какие-нибудь акции, однако полностью полагаюсь на твое решение. Судя по всему, я не смогу сейчас оставаться в Нью-Йорке и, вероятно, вернусь сюда только через несколько месяцев, но время от времени я буду давать о себе знать. Прошу извинить за то, что не могу задержаться до вечера и встретиться с тобой и Чарльзом.

Искренне твой,

Клайд Миллер Уайнант'

Под размашистой подписью находился список облигаций.

— Как оно к тебе попало? — спросил я.

— С посыльным. Как ты думаешь, за что он заплатил ей?

Я покачал головой.

— Я пытался выяснить. Она сказала, что он хотел «обеспечить ее и своих детей».

— Это вероятно, как вероятно и то, что она говорит правду.

— Я хотел спросить насчет облигаций, — сказал я. — Мне казалось, что все его состояние находится в твоих руках, верно?

— Мне тоже так казалось, но этих облигаций у меня не было, и я даже не знал, что они существуют. — Он поставил локти на колени и подпер голову руками. — Если сложить все те вещи, о

Вы читаете Тонкий человек
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату